что все, что у него было, он раздал нуждающимся. Посмотрите, что осталось после его смерти – несколько коз да маленькие комнатушки, в которых ютились его жены. Но даже эти комнатки принадлежали общине. И после их смерти все они отошли к мечети. Те, кто там был, знают, что они занимают очень небольшое пространство в углу мечети[1].
Пророк спал на циновке
Однажды высокочтимый Омар вошел к Посланнику Аллаха. Наш Господин лежал на соломенной циновке, на которой он обычно спал, и на лице у него отпечатался след от нее. В одном углу комнаты лежали обработанные кожи, а в другом – маленькая торба с несколькими пригоршнями ячменя. Высокочтимый Омар, увидев эту картину, не мог удержаться от слез. Когда Пророк Аллаха спросил его, почему он плачет, Омар ответил: «О, Пророк Аллаха! В это время хосрой и цезарь спят в своих дворцах на пуховых перинах, а ты, человек, ради которого создан мир, спишь на сухой циновке, и она оставляет след на твоем лице. То, что я увидел, заставило меня заплакать». Тогда Пророк Аллаха так сказал Омару: «Разве не хотел бы ты, о, Омар, чтобы бренный этот мир остался им, а вечный мир достался нам?»[2] А по другому преданию, наш Господин сказал так: «Мне нет дела до этого бренного мира. Я подобен путнику, который расположился в тени под деревом, а потом покинет это место и продолжит свой путь...»[3].
Он пришел в этот мир со своей миссией. Он принес людям живительное дыхание в чувствах и мыслях. Когда миссия его окончится, он должен будет покинуть этот мир. Совершенно немыслимо предположить даже возможность того, что человек, никак не связанный с этим миром, мог бы иметь склонность к каким-то его соблазнам. Воистину, никогда не поддался Пророк соблазнам этого мира, не распустил парусов для отклонения от своей миссии.
Его щепетильность в вопросах милостыни («садака»)
«Вечером улегся он почивать, но до утра все не мог заснуть, ворочался с боку на бок и горько вздыхал. Утром жена спросила его: «О, Посланник Всевышнего, в эту ночь вы спали беспокойно. Что вас мучило?» И таков был ответ его: «Когда стелил я ложе, то нашел упавший финик. Я съел его. Но потом пришло мне в голову, что в доме нашем находятся еще финики, предназначенные для раздачи в качестве милостыни и для заката[4]. А если это один из тех фиников! Вот до утра и думал об этом, страдал и ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть»[5].
То, что было милостыней и закатом, было для него запретно. Но этот финик мог быть и из тех, что были ему подарены. И вероятность этого была сильнее любой другой. Ибо даже на ночь не задерживались продукты для милостыни в доме его, тут же бывали они розданы, как только приносились. Так мог ли человек, подобным образом ведущий себя даже в наименьшем сомнении о поступке своем, и в такой щепетильности проведший всю жизнь свою, совершать поступки, категорически запрещенные? Он был необыкновенно щепетилен в том, чтобы не очернить мир души своей даже тенью наименьшего сомнительного поступка. Так как же может такая воля ослабнуть пред явным грехом? Нет, он никогда не поддавался искушению и не указал пути к душе своей ни одному из грехов. Дух его и воля всегда были кристально чисты и добродетельны, так он жил и так вознесся к Всевышнему.
«Меня состарила сура «Худ»
Высокочтимый Абу Бакр (р.а.) спросил у Посланника Господа: «О, Пророк Аллаха! Я вижу у вас седые волосы, вы внезапно постарели; беда ли какая приключилась с вами?» И Предводитель обоих миров отвечал ему так: «Худ, Вакыа, Мурсалат – эти суры состарили меня»[6]. В суре «Худ» было ему сказано: «Будь же стоек на прямом пути так, как велено тебе.» (Св. Коран, 11:112). И этот прямой путь был очерчен самим Всевышним для Своего любимца, то есть для Пророка Мухаммада Мустафы (с.а.с.). И требовалось от него извечно придерживаться предначертанного пути...
Сура «Мурсалат» рассказывала о том, как люди в Аду и Раю были разделены на отдельные группы, и как сгибались они в Аду в три погибели в страхе великом. Сура «Вакыа» снова показывает те же группы и порицает их. Рассказанное в этих сурах повергало Пророка Мухаммада (с.а.с.) в ужас и добавляло ему годы...
Его взгляд на потусторонний мир
Один сахаб в своем доме читал Коран. Это чтение было слышно на улице. Пророк Аллаха проходил мимо. Внезапно он побледнел и упал на колени. Как будто аяты заставили его трепетать. Да, так действовали на него грозные предупреждения этих аятов[7].
В этих аятах говорилось: «Ведь у Нас – оковы и адский огонь (чтобы карать), а также яства, от которых давятся, и мучительное наказание» (Св. Коран, 73:12, 13).
На самом деле, если уж есть кто-то, кому не стоило беспокоиться по поводу этих слов, так это Посланник Аллаха. Но он дал нам урок почитания, уважения и трепета перед Всевышним.
Пророк наш пред взором Всевидящего
Абдуллах ибн Масуд (р.а.) рассказывает:
Однажды Посланник Бога сказал мне: «Почитай Коран, а я послушаю». Я спросил: «О, Пророк Аллаха! Как могу я читать тебе Коран, когда он был ниспослан тебе?!» И Пророк ответствовал: «Я люблю слушать (Коран) из уст других». Я начал читать суру Ан-ниса и, когда дошел до аята, вещавшего: «Но что будет тогда, когда Мы призовем свидетеля от каждого народа и призовем тебя (о, Мухаммад) свидетельствовать над ними?» (Св. Коран, 4:41), услышал: «Хватит, достаточно». Когда я обернулся к Посланнику Всевышнего, то увидел, что плачет он, и слезы его текут рекой. Он был очень взволнован, и сердце его едва не разорвалось[8]. Ибо аят нарисовал ему страшную картину Конца света.
Его размышления
Высокочтимая Аиша (р.а.) рассказывает: «Однажды ночью Пророк Аллаха обратился ко мне: «О, Аише! Если позволишь, этой ночью я хочу молиться Всевышнему Аллаху». И я ответила: «Я люблю быть с тобой, но люблю также все, что нравится тебе».
Пророк наш (с.а.с.) встал и начал читать намаз той ночью до утра: «Воистину, в сотворении небес и земли, в смене дня и ночи истинные знамения для обладающих разумом» (Св. Коран, 3:190). Он читал этот аят и плакал. Когда настало утро, высокочтимый Билал (р.а.), пришедший читать утреннюю молитву, обратился к Пророку: «О, Посланник Аллаха! Почему ты себе создаешь столько трудностей? Ведь Аллах простил все твои прошлые и будущие грехи». Пророк ответил ему так: «Могу ли я не быть благодарным рабом Аллаха в той мере, в какой он меня одарил?»[9]
Почему же тогда Посланник Аллаха плакал? Он боялся, что по несовершенству своему вдруг не сможет подняться на должную высоту благодарности. Так можно ли даже предположить, что такое совершенство, как Пророк Мухаммад, может согрешить или поддаться искушению?..
Наш Господин, насколько внимательно и бережно относился ко всем запретам, чтобы не допустить греха, в той же степени был щепетильным и в вопросе исполнения повелений Всевышнего. Если смотреть на его безгрешность и чистоту под таким углом зрения, не нужно будет искать других доказательств.
Вряд ли у кого хватило бы сил вести такую жизнь, какую вел он. В своих молитвах Пророк был очень требователен, дисциплинирован по отношению к себе и очень строг к своим желаниям. Его жизнь почти полностью подчинялась богослужению. Трудно найти момент, когда он не был бы им занят. Конечно, богослужение не ограничивается намазом, постом и т. п., то есть теми его видами, которые нам известны. Все, что он делал, он делал с сознанием служения Аллаху (хвала Ему).
Сказать о нем только «благочестивый из благочестивых» недостаточно. Его набожность и отрешенность от земного мира требуют иных слов и выражений.
Готовность Пророка делать добро
Однажды пришел он в мечеть, вышел перед общиной и приступил к намазу. Но вскоре прервал его и в волнении направился в свою обитель. Он был настолько обеспокоен и встревожен, что увидевший его решил бы, что он спешил на пожар. Чуть позже Пророк вернулся. От его тревоги не осталось и следа. Он продолжал намаз. После намаза сахабы спросили, что послужило причиной его тревоги. Он отвечал: «Чуть раньше мне принесли кое-что для раздачи в виде милостыни бедным. А я забыл это сделать. А когда начал молиться, вдруг вспомнил. Пока у меня в доме находились эти вещи, я не мог совершать намаз. Я пошел и сказал Аише, чтобы она раздала эти вещи»[10]. Вот это и есть аскетизм, набожность, благочестиеи пророческая связь с этим миром.
Не единожды сиюминутное стремилось искусить его и заставить принять соблазн, но нет, всякий раз мог он отвергнуть сии соблазны одним жестом руки своей [11].
Много дней он оставался голодным
