вооруженных сил страны. Белый дом может выдвинуть такой проект, и Чан Кай-ши поневоле придется с ним согласиться. Американцы заставят его согласиться. В таком штабе будут заседать [409] представители вооруженных сил Компартии, Гоминьдана и Соединенных Штатов. Возглавит штаб, конечно, какой-нибудь американский генерал.
Этот проект Мао Цзэ-дун заранее ненавидит. Для Компартии это вроде цепей. И тут дело не столько в американских инструкторах, которыми нашпигуют 8-ю НРА и Новую 4-ю НРА, а в зависимости от Объединенного штаба. Черт с ними — разведчиками, инструкторами, советниками! Но вот зависимость от штаба — это действительно цепи! Тут ни одного шага без приказа. Значит придется воевать с японцами, а не приумножать в первую очередь базы КПК. И вообще будет исключена подготовка к столкновению с Чан Кай-ши, что было, есть и будет единственной целью 8-й НРА и Новой 4-й НРА, и чему были отданы все последние годы...
Мао не может спокойно произносить имя Чан Кай-ши. Мало того, что он обычно присовокупляет к нему набор бранных слов, он к тому же не устает повторять, что рано или поздно доконает чунцинского правителя («пусть тот не обольщается — я не остановлюсь ни перед какими методами и средствами!»).
Было бы удивительно, если бы председатель ЦК КПК проявил по отношению ко мне исчерпывающую откровенность. Ведь сказал же он в кругу своих единомышленников, что вариант с Объединенным штабом хуже цепей еще и потому, что если Советский Союз денонсирует советско-японский пакт о нейтралитете и начнет военные действия против Японии в Маньчжурии или Внутренней Монголии, то 8-я НРА может оказаться перед заслоном из американских десантных частей где-то в стороне от боевых операций советских войск. Это явится непростительной ошибкой, ибо власть там должна захватываться КПК. Однако американцы при такой ситуации этого категорически не допустят. В итоге КПК не воспользуется результатом побед советских войск, так как пути просачивания в такие районы будут заблаговременно перекрыты союзниками.
Если отвертеться от варианта с Объединенным штабом не удастся, председатель ЦК КПК намерен принять следующие меры. В распоряжение Объединенного штаба он передаст лишь те части 8-й НРА и Новой 4-й НРА, которые будут непосредственно обеспечивать десантные мероприятия союзников. В качестве образца сошлется на план взаимодействия войск КПК и союзников в районе Ляньюньчаня. Согласно этому плану руководство Компартии взяло на себя обязательство выставить не менее сорока [410] своих полнокровных полков. Невольно напрашивается другое сравнение: если бы руководители КПК выделили хотя бы половину этих сил в поддержку позиции Советского Союза на Дальнем Востоке в 1941– 1942 годах! Тогда они просто наплевали на все наши беды! А в телеграммах клялись в дружбе. Не скупились на слова...
Я узнал любопытную подробность. Оказывается, план операций в Ляньюньчани уже известен японскому командованию.
Вот тебе и чжэнфын! Ловили шпионов, разоблачали, а план, знакомый лишь самому узкому кругу ответственных работников КПК, сразу становится известен противнику. Конечно же, чжэнфын преследовал иные цели...
Скрыл от меня Мао Цзэ-дун и другую цель спектакля с Барретом. Он, безусловно, стремится уверить американцев в том, что Компартия созрела для самостоятельного решения внешнеполитических задач. Недаром он припугнул перспективой создания второго правительства Китая.
Кроме того, Белый дом по-прежнему испытывает острую нужду в живой силе, которую хочет восполнить китайскими солдатами. В случае раскола между КПК и ГМД эти солдаты будут заняты в гражданской войне. Проливать же кровь своих граждан Белый дом не жаждет.
Тут в каждом решении целый клубок вопросов, частью исключающих друг друга. Ядовитый гремучий клубок, а в общем все это торг! Торг за спиной СССР, занятого кровавой борьбой с фашистской Германией.
Председатель ЦК КПК добивался и другого — важно было представить Компартию такой самостоятельной и независимой силой, с которой вполне можно иметь дело.
И уже вроде бы нет надежды на оружие, а не хотят с ней расставаться. Во всяком случае пока надеются...
И вроде бы зреет злоба против союзников и в то же время заискивают, набиваются в партнеры. Цирк!..
В эти месяцы Мао работает много. Он предпринимает отчаянные усилия, чтобы придать будущим событиям наивыгоднейший характер для себя. Он старается предупредить важнейшие события (финал войны на Дальнем Востоке) и выступить в роли главной политической силы Китая. Однако эта главная политическая сила, по мнению Мао, должна быть сугубо национальной, не связанной политически с Советским Союзом. Противопоставить Советскому Союзу он намечал Соединенные Штаты. Как видно, не его вина в том, что данный план Белый дом забраковал... [411]
Не случайна эта сверхдолгая беседа со мной. Мао выставлял себя блюстителем интернационалистских отношений между КПК и ВКП(б), обосновывал «принципиальную» неприемлемость американских проектов для руководства КПК и подводил под свои действия теоретическую базу в духе «марксизма реальности». По сути же дела Мао заметает следы...
Восемь часов кряду говорил тогда со мной Мао Цзэ-дун. Говорил без устали, азартно, горячо. Временами он очень экспансивен и забывает об усталости.
Зато в другие дни, как например сегодня, он скучен и сварлив. Он пожал мне руку вяло, будто болен, пригласил сесть. Сам тяжело, вперевалку стал бродить по комнате. Зябко сутулился. Долго рассеянно молчал. Потом сел, обмякнув. Руки устало положил на колени.
Он снова разъяснил мне позицию руководства КПК в переговорах с американцами, интересовался отношением Советского Союза к советско-японскому пакту о нейтралитете, а фактически выведывал отношение Москвы к его действиям...
Все время посматривал на меня, устало улыбаясь. На его ватной одежде отражались смутные тени оконного переплета.
25 декабря
Под Арденнами союзникам туго. Немцы наступают в направлении на Антверпен.
* * *
Философский и теоретический уровень Мао — это примитивный материализм. Демократический инстинкт низов всегда представлял для него опасность. Партийная полемика и общение с массами для Мао — прежде всего вопрос престижа. Посему партийные низы он выдрессировал чжэнфыном, дабы любое слово свое сделать непреложной истиной.
Слепое повиновение — идеал партийных отношений по Мао Цзэ-дуну.
Демократизм председателя ЦК КПК исчерпывается простецким даньи, а в особых случаях еще и обилием заплат.
Мао подавляет всех жгучим желанием власти. Все его «теоретизирования» лишь прикрывают одержимость этой идеей.
У Мао нет и не может быть привязанностей. Привычка есть, но всепоглощающая страсть — только власть! Эта [412] страсть не оставляет места привязанностям. Она уродует Мао Цзэ-дуна, превращая в опасную и агрессивную личность, лишенную естественных человеческих эмоций. Все для него лишено смысла, если не служит утверждению его планов. Все, что не чуждо укреплению личной власти, не чуждо и для КПК — вот окончательное политическое кредо Мао Цзэ-дуна.
28 декабря
В чунцинском аппарате КПК около 50 сотрудников. Во главе представительства Чжоу Энь-лай и Дун Би-у.
Один из самых главных сотрудников — Чэн Цзя-кан. Уроженец Гуанси. Имеет университетское образование. Последний год исполняет обязанности секретаря Чжоу Энь-лая. Великолепно владеет английским языком. Хорошо знаком со всеми основными работниками аппарата американского военного атташе в Чунцине. Их частый гость. В Яньани американцы встречали его как своего доброго приятеля.
Лю Шао-вэню около сорока лет. Земляк Мао Цзэ-дуна.
Однако есть в биографии Лю примечательная подробность. В свое время он поддержал Чжу Дэ,
