что учились в техническом училище? Мы это сейчас установим… Быстро и без запинки отвечайте на мои вопросы: кто у вас был директором? Его имя и отчество? Кто преподавал технологию? Физику? Химию?» Я быстро отвечал, называя фамилии инженеров и преподавателей. У следователя были записаны показания Николая, и он думал быстротой своих вопросов сбить меня, и тогда оба мы были бы уличены во лжи.
«Я задам вам еще один вопрос, от которого будет зависеть ваша судьба: кто преподавал у вас словесность?» — «Жена профессора Федора Тимофеевича Федотова», — отвечаю я. «Вы знаете ее имя и отечество?» — «Да, Екатерина Михайловна». Следователь улыбнулся и, давая нам обоим по билетику, сказал: «Зайдите в канцелярию для получения удостоверения на право возвращения на родину».
С каким облегчением и радостью мы вышли из канцелярии, и как легко было на душе, когда мы возвращались домой с драгоценными удостоверениями в карманах. На этих бумажках, внизу, мелким шрифтом значилось: «В 48–часовый срок по прибытии явиться к коменданту для проверки». Но к коменданту я не попал, так как через несколько дней заболел сыпным тифом и был положен в госпиталь. Когда я пришел в сознание, я увидел, что нахожусь среди больных и раненых красноармейцев, и, как потом выяснилось, среди них были мои вчерашние враги. Однажды, когда я стал уже поправляться, во время прогулки они стали вспоминать бой у реки Псезуапсе. Вот как один из них рассказывал своим товарищам об этом бое:
«Мне даже стыдно вам про это рассказывать… Молокососы — юнкера проклятые… У Лазаревки это было… Пошли мы в атаку через реку, а речка?то, братцы, такая быстрая, такая быстрая, горная, прямо с ног вода сбивает, а тут эти самые юнкаря… Ни одного патрона у них даром не пропадало, что ни выстрел, то и поплыл один из наших, потом другой, — а море?то совсем близко. Прямо беда да и только… Пришлось отступить. Пошли во вторую атаку, — то же самое… Ну, а в третьей атаке и меня садануло в плечо, да, спасибо, был корешок около меня, он меня и вытянул на берег, а то, часом, кормил бы я собой рыбешку в море Черном…»
По мере того как он рассказывал, входя в азарт, он, озираясь вокруг, воскликнул: «Эх, кабы хоть один из этих паршивцев попался мне на глаза, я бы ему, с… с…, ноги бы повыдергивал!»
Хорошо, что я в это время сидел рядом с ним, а не напротив и он не мог следить за выражением моего лица… Иначе могло бы произойти что?нибудь для меня неприятное. Слава Богу, все обошлось благополучно и я сошел за «товарища».
В госпитале навестил меня мой друг Николай. Он пришел попрощаться со мной, сообщив мне, что получил предложение поступить на службу техником по лесоустройству. Это наше свидание было последним, Николай исчез бесследно, и много лет спустя я узнал, что его родные разыскивали его безрезультатно даже за границей.
Выздоровев, хотя еще и слабоватым на ногах, я вернулся домой. На следующий день ко мне зашел, как бы случайно, наш сосед, с которым мы еще малышами вместе играли. Сын сапожника и сам сапожник, он предстал передо мною в форме советского офицера, занимавшего должность начальника пулеметной бригады. Он сразу же сказал мне, что знает не только мою биографию, но и, как он выразился, «всю мою подноготную». Он приходил ко мне еще несколько раз, в одно из посещений поведал мне, что в очень скором времени (через 15 дней) будет объявлена мобилизация моего возраста, и советовал мне поступить в армию добровольцем, не ожидая мобилизации. Это будет якобы гораздо лучше для меня и выгоднее, чем быть призванным по мобилизации. Мне стоит лишь дать ему согласие, и он сейчас же сделает все необходимое и возьмет меня к себе. «Ты станешь моим личным секретарем и будешь как у Христа за пазухой».
По моей просьбе он дал мне недельный срок на размышление. То обстоятельство, что он знал всю мою «подноготную», и его заманчивые слова вселили в меня сомнения и недоверие к нему. В это же время от других, более верных соседей и знакомых я много наслышался о терроре, которым уже в то время зарекомендовала себя советская власть, и о том, что большая часть населения была недовольна новым строем.
Однажды зашел я в техникум, как уже успели переименовать наше училище, и встретил там одного моего старого приятеля, молодого казака из наших техников, которому я мог вполне довериться. Он сообщил мне, что служит вестовым у коменданта города Майкопа, и добавил, что сам комендант — офицер «старого покроя» — готовит восстание против советской власти. Подпольный центр заговора был в самой комендатуре, а повстанцы собирались в окрестных лесах. В городе уже давно ходили слухи, что в лесах оперируют «шайки белобандитов», как их там называли.
Мой приятель, узнав, что я не прочь присоединиться к повстанцам, указал мне дорогу и дал «пароль». Два дня спустя я с тремя моими приятелями, взяв с собой небольшие котомки и сельскохозяйственные инструменты, с раннего утра шли как бы на полевые работы по дороге на станицу Кужорскую. Не доходя до станицы, мы свернули вправо, по дороге в Махошевский лес, где нашли указанный мне дом лесника. Нас встретила весьма почтенная старушка, и в разговоре с ней я как бы случайно произнес заученный «пароль», после чего она сразу повела нас в чистую горницу и накормила нас борщом с белым хлебом.
Едва мы окончили обед, как вошел старик лесник, который повел нас в чащу леса и оставил на небольшой полянке, наказав не шуметь, никуда не уходить и ждать его возвращения. К вечеру он вернулся, и, когда мы появились во дворе его дома, там уже было полтора десятка таких же, как мы, молодых людей. Два проводника повели нас в чащу этого девственного леса с вековыми дубами. Лишь к утру пришли мы к месту назначения.
В день нашего прибытия отряд наш состоял всего лишь из сотни казаков, но с каждым днем появлялись все новые и новые группы пеших и конных казаков. Руководил отрядом первое время грузин, есаул Уркмелидзе. Узнав, что мы, четверо, — техники, он решил создать саперную команду и зачислил нас в ее основание.
Первым нашим заданием была постройка шалашей для вновь прибывающих людей. За отсутствием топоров колья и перекладины заготовлялись при помощи палашей и шашек, а за неимением гвоздей мы брали молодые дубовые лозы, скручивали их и получали жгуты, которыми связывали перекладины. Крышу делали из веток, покрывая их травою так, чтобы вода не проникала внутрь шалаша. Продовольствие мы доставали на прилегающих к лесу огородах, куда казачки приносили из станиц все, что могли.
Вскоре к нам прибыл полковник Крыжановский с маленьким отрядом пеших и конных казаков. Как старший в чине, он принял командование отрядом. Вслед за ним прибыл капитан Вирченко с небольшим отрядом верных ему людей. Он до последнего момента играл двойную роль, будучи комендантом города Майкопа и организатором восстания.
По мере прибытия новых сил отряд принимал стройную военную организацию и вскоре перешел к наступательным действиям, чтобы добыть вооружение, патроны и продовольствие, в которых с увеличением численности отряда ощущался недостаток. Стоянка наша охранялась заставами, секретами и дозорами со всех сторон. Несмотря на прибывающие к ним подкрепления, большевики не смели углубляться в лес, и если им было нужно сообщаться с лесными станицами, то они передвигались по дорогам с большими предосторожностями, сильно вооруженные и с пулеметами на тачанках. Поэтому мы, в период организации, жили в сравнительной безопасности.
Однажды рано утром наши заставы донесли, что красная батарея становится на позицию на опушке леса, и в то время как мы рассыпались по лесу, батарея открыла огонь по району нашего расположения. Снаряды рвались с треском, ломая деревья, а один снаряд попал в родник, служивший нам колодцем. Обстрел не причинил нам вреда, но с этих пор мы изменили нашу тактику: мы не оставались долго на одном и том же месте, а, постоянно передвигались, совершали набеги на окрестные станицы, беспрестанно тревожа красные части, выбивая их из станиц и захватывая оружие и запасы продовольствия. Станица Кужорская переходила из рук в руки по крайней мене три раза, станица Ярославская тоже была занята два раза, и каждый раз к нам присоединялись все новые пешие и конные люди, а в станице Махошевской к нам прибыл донской артиллерист есаул Мыльников с небольшим отрядом. Немного позже он стал организатором нашей артиллерии.
Очистив большинство станиц, расположенных в районе
