Идём долго. Жара. Успеваем сполна ощутить прелесть боевого перехода. Рубахи липнут к телу, струйки пота стекают из?под шелома — воистину, нет одежды теплее кольчуги…
Наконец дошли, меж сосен — фанерные домики, мелькает детвора. Ратоборцы разом приосанились, выровняли строй, широким размашистым шагом входим в лагерь. Выражение лиц детей, да и взрослых, трудно передать — это надо видеть!
— Здравы будьте! — руки вздымаются в воинском приветствии.
— З–д-дра–вствуйте…
Выступление началось. На ставшей вдруг сценой травянистой полянке сменяют друг друга картинки из древности, из жизни русского воинства. Перед удивлёнными глазами ребят то проходит древнейший славянский обряд «тризна», то разворачивается шумная воинская слобода с потешными боями, а вот лихо пошла «стенка на стенку»… Меняются времена, костюмы, оружие, меняются стили борьбы, фехтования, кулачного боя. Работаем с отдачей, «до синяков».
Малыши в восхищении. После выступления сразу же попадаем в жестокий полон. На каждом повисает по нескольку ребятишек: потрогать меч подержать, шелом примерить, что?то спросить, узнать. Объясняем, показываем. Маленькая девчушка прижимается к окольчуженному плечу, шепчет на ухо: «Я вас люблю…» Стоило пройти восемь вёрст, чтобы услышать такое.
Долго не можем вырваться из шумного ребячьего окружения, спасает только призыв к ужину. Прощаемся с ребятами. Если сегодня они хоть чуть–чуть почувствовали себя русскими, славянами, славными потомками Ильи Муромца и Василия Буслаева, то мы приходили не зря.
Городище
Городище — село небольшое, старое. Когда?то древний город, затем крепкое, богатое село, теперь оно доживает свой век. Живут только бабушки–старушки да несколько стариков. Молодёжи почти нет — переехали на центральную усадьбу. Школа, где нас поселили, отработала свой последний учебный год — больше учить некого.
В один из вечеров наши ребята, захватив конфет и сушек, отправляются к бабушкам в гости — побеседовать, расспросить о житье–бытье, «про старину» разговорить. Помнят бабушки многое — работу, беды, праздники, — трудную прожили жизнь. Теперешних порядков не жалуют: «Тьфу!» Рассказывали и деревенские предания: про русалок, да леших, да колдунов. Вот только по нашей части — по воинской — добавить ничего не могут — женщины. Одна только вздыхает изредка: «Был бы жив мой мужик, он бы вам порассказал».
На наше выступление собрались все, даже те, кто без крайней надобности и со двора уже не выходит. Смотрели, слушали с интересом. А как пошли схватки–поединки, забеспокоились: не убились бы ребята. Иногда узнавали: «Вот–вот, так и у нас дрались». Когда же один из бойцов, раскрутившись в «люте», лихо разбросал пятерых нападающих, одна из бабушек с грустью проговорила:
— Вот и мой был такой же — бывало, сколько парней ни насядет, всех побьёт.
Разговорились и дедушки: вспоминали, как дрались из?за девок, как ходили стенка на стенку с соседней деревней или один конец деревни на другой, — только успевай запоминать–записывать. Седая старушка со строгим лицом и множеством орденских планок на груди похвалила: «Молодцы, ребята. Таких бы к нам в батальон… в 41–м…»
Посиделки
У нас гости. Своего рода местная интеллигенция: барды, художники, любители восточных единоборств, есть даже маг и философ–богослов. Сидим на кухне, пьём чай, разговоры разговариваем. Общие темы нашлись для всех.
С музыкантами, художниками беседуем о Гармонии. Ребята сразу же, душой поняли, что виденное ими не просто драка, мордобой, а действительно искусство, со всеми присущими ему законами. Взаимопонимание полное.
Легко и с «восточниками». Парни подобрались грамотные — мастера «катаны» и «пустой руки». Таким не надо объяснять разницу между «пинком» и «мае гери» — всё сами понимают. Впервые столкнувшись с русским ратоборчеством «вживую», они сразу же увидели Систему, ничем не слабее восточных, но созданную на этой земле, для русских людей, для нас. Конечно, они не кинутся теперь переучиваться — за долгие годы занятий глубоко прониклись Востоком, но и расхожую сказочку про «каратэ в косоворотках» им уже не вотрёшь!
Самые жаркие дискуссии — философские. О язычестве и христианстве, о моно- и политеизме. Спорщики собрались серьёзные: одни читают в подлиннике Библию и Тору, другие — Велесову книгу, Книгу Коляды… Последователи Христа так и рвутся в бой! И откуда у них всегда эта воинственность, этакий «праведный гнев» крестовых походов и инквизиций?! Учение?то вроде гуманное, мирное. Здесь трудно достичь взаимопонимания… А жаль, пора бы.
Пора бы понять, что все сложившиеся веками, созданные народами учения справедливы, просто они о разном, о разных сторонах одного огромного и непознанного Мира. Они — для разных людей. Христианство — страдающим, жаждущим утешения, надежды, ухода от бед и ответственности этого мира. Язычество — людям действия, живущим здесь и сейчас, тем, чьё счастье в борьбе. Недаром вплоть до X века христианство на Руси мирно уживалось с язычеством, языческие и христианские храмы стояли по соседству. И позднее, когда были порублены волхвы, когда ведическое учение было принесено в жертву политике, в среде князей, бояр, даже высшего духовенства продолжали исповедовать религию предков. Чтобы убедиться в этом, достаточно повнимательнее вглядеться в оформление православных храмов или на могильные плиты… А уж в народе двоеверие бытует и по сей день. Древние были мудрее!
