– Ну па-ап…
– Крутись сам. – Отец вскинул руки, точно сдаваясь.
Андрей немного подумал:
– Ну хоть денег-то дашь?
Когда мать вышла из ванной, Андрей уже надевал ботинки.
– Андрей! Я что сказала!
– Мам… Я не могу всю жизнь просидеть взаперти только потому, что один раз со мной случилось что-то плохое! – Он вытащил из коридорного шкафа пакет для хлеба. – А если ты боишься, нечего меня в Америку отправлять – там змей больше ста видов, и все ядовитые! – И он взялся за дверной замок.
– Ты видишь, сын меня не слушается! Немедленно запрети ему! – Мама кинулась к отцу.
– А в Америке… – занудно-склочным тоном сообщил Андрей, – не будет ни папы, ни мамы, запрещать некому, придется своей головой думать! – И он решительно отпер дверь. На пороге обернулся и, проникновенно глядя на мать, попросил: – Только пожалуйста, когда я приду, не давай мне больше ни «сладенького киселика», ни твоего «полезного бульончика»! Мяса хочу – во-от такой кусок! – И он развел руки, как рыбак, демонстрирующий, какую гигантскую рыбу поймал.
Когда он захлопывал за собой дверь, услышал голос отца:
– Дорогая, по-моему, он уже выздоровел!
– Прум-пум-пум! – торжествующе пропел Андрей и побежал вниз по лестнице. Лифтом он не пользовался никогда – из-за окон. В элитном доме, куда они переехали всего год назад, окна на площадках совсем не походили на замызганные лестничные оконца обычных домов. Огромные, во всю стену, от пола до потолка, а главное – вид! Дом стоял на набережной, у самого Днепра, и Андрей уже год смотрел – насмотреться не мог! Спускаешься-подымаешься, лестничные пролеты идут по спирали, и в окнах то появляются, то исчезают река и островок посредине. Летом Днепр искрится, переливается на солнце, остров весь зеленый, крохотная пряничная церквушка на мысу, над самой водой… И мост идет с набережной на остров. Зимой, когда падал снег и перила укрывались снеговыми валиками, мост становился еще красивее – словно его нарисовали белой краской по темной бумаге. Андрей остановился на третьем этаже, вглядываясь в ночь – сияла подсветка аттракционов на острове, а еще дальше сплошным золотым поясом городских огней сверкал противоположный берег. Андрей немного полюбовался и побежал вниз.
Прежде чем открыть дверь парадного, он на мгновение остановился. Родителям он, конечно, не говорил, но на самом деле тоже побаивался выходить на улицу. А кто бы не боялся после всего, что было? Особенно после того, как в больничной палате змея разрастаться начала! А ведь ту змею потом так и не нашли – исчезла! Врач, даже не бледный, а серый, как стены в их больнице, лепетал насчет неизвестного яда, вызвавшего массовые галлюцинации. Отец, кажется, поверил – или сам себя убедил. Андрей – нет. Отравили-то его, а змею видели минимум три человека! И странный разговор с Хортицей… Девочка шла к нему, потом вдруг забормотала что-то странное и отключила мобилу. Попозже перезвонила, но теперь она так же твердо отказывается приходить к нему, как и он к ней. Как будто тоже по дороге змей встретила!
Ну так что, и правда торчать в квартире на радость маме? Андрей решительно выдохнул – и взялся за ручку двери…
После долгого сидения дома свежий зимний воздух накинулся на него, почесал в носу, заставив чихнуть. Хорошо, что не при матери, а то б чих немедленно был объявлен симптомом смертельной болезни! Размахивая шелестящим пакетом, Андрей перешел пустынную по вечернему времени дорогу и направился к ярко освещенному ларьку. На душе стало легко. Все хорошо, все в порядке, из-за чего, спрашивается, панику поднимать? Ларек – вот он, пять минут – и он дома. Андрей сунул деньги в окошко, кинул в пакет черствый батон. Тепер уже идти домой не хотелось. Андрей стоял и бессмысленно улыбался грязноватому от постоянного смога ночному небу, потемневшему снегу, редким деревцам… Как мало надо человеку для полного кайфа! И никаких Америк…
– Да, тут вам точно не Америка! – с глубокой обидой сообщил смутно знакомый голос. – В Америке-то, если с собаками гуляешь, так убирать за ними надо! Совочки специальные с собой носят, я в кино видела! Вот это я понимаю – культурные люди!
– Но мы же вам доплачиваем за наших собак! – послышался вальяжно-укоризненный голос. Этого Андрей узнал сразу – сосед со второго этажа. И собака у него точно есть – здоровенный мастиф, вроде мехового чемодана на ножках.
– За собак – да! А за лошадей? – взвизгнула дворничиха.
Заинтересовавшись, Андрей обогнул ларек… и застыл как вкопанный. На чахлой бульварной аллее возле их дома пасся гнедой конь. Здоровенный битюг-тяжеловоз, с широкой, как диван, спиной. Негромко позвякивала закрывающая бока кольчужная сетка, покачивался притороченный к седлу меч, брякали железяки на вьюках. Конь раскапывал снег коваными копытами размером с суповую тарелку, негромко фыркал, явно недовольный меню из мерзлой прошлогодней травы. Выражение его морды вполне соответствовало знаменитому изречению Карлсона: «Попадешь к вам в дом, научишься есть всякую гадость!» Чуть дальше на газоне возлежала оставленная конем куча. Соседский мастиф глядел на кучу с задумчивым уважением, дворничиха – с неприкрытым возмущением.
– Мало вам кобелей, – взмахом метлы указав на мастифа, взвилась дворничиха, – еще и жеребцов позаводили! Он весь газон изгадит, а я убирай?!
– Не слышал я, чтоб кто-то из наших коня завел, – хозяин мастифа выглядел растерянным. – Наверное… того… приблудный… – сказал он и глубоко задумался: а может ли быть приблудным конь?
– Где ж приблудный, когда вон – в ошейнике? – завопила дворничиха, тыча метлой в узду.
Жеребец повернулся со стремительностью, невероятной для такой тяжеловесной туши. Бап-ч! Здоровенные зубы даже не клацнули – грохнули, смыкаясь на черенке метлы. Гнедой дернул головой – и метла вылетела из рук дворничихи, обдирая ей ладони.
– Ты что творишь, зверюга! – завопила тетка. – Да он же бешеный – того гляди на людей кидаться начнет! Надо срочно собаковозку вызвать… ну или какую коневозку, пусть они его пристрелят!
Поверх зажатой в зубах метлы конь посмотрел на дворничиху. Смачно, с глубочайшим презрением, сплюнул метлу в снег. И… придавил ногой. Наблюдающий за ним из-за ларька Андрей мог поклясться – он еще и покрутил копытом, чтоб вдавить получше. С револьверным треском ручка метлы разлетелась на части. Конь небрежно переступил через обломки и двинулся на людей.
– Ну ты и борзый… конь! – неодобрительно пробормотал сосед, на всякий случай отступая подальше вместе со своим мастифом.
Битюг в его сторону даже ухом не повел. Набычившись, точно собираясь бодаться, он наступал на дворничиху.
– Помоги… – пискнула та, шарахаясь… зацепилась за бордюр газона и плюхнулась на задницу.
Конь навис над ней бронзовой громадой…
– Спаси… – отчаянно пытаясь отползти подальше от его копыт, пролепетала дворничиха.
Но выражение конской морды было совершенно безжалостным – нет тебе спасения, женщина с метлой! Конь грозно заржал и вскинулся на дыбы. Копыто взметнулось над головой дворничихи – подковы щетинились острыми железными шипами!
– А ну хватит! Немедленно прекрати! – Андрей влетел между жаждущим мести жеребцом и беспомощной женщиной, с разбегу повиснув у гнедого на шее.
Он и сам не понимал, почему прыгнул. И дворничиха эта ему не родственница, и сам он не укротитель лошадей, но… Словно кто-то внутри его вдруг дал пинка всему телу… и Андрей рванул вперед.
Обеими руками он обхватил коня за шею, словно вернувшегося из дальних краев любимого дядюшку.
«Сейчас он меня ка-ак стряхнет! – обреченно успел подумать Андрей. – И ка-ак копытом сверху припечатает!»
Конь захрапел. Горло судорожно дернулось под ладонями, тяжелая голова запрокинулась назад. Жеребец зашатался, передние ноги подогнулись, и, грохоча железными доспехами, он рухнул на заснеженный газон, увлекая Андрея за собой.
