дойти к самому Толмоту. Вторую партию вёл краском Чикин, а проводниками были зейские приискатели.
Их первых и пристигли на ручье Коряк недалече от реки Чульман. Только бедолаги устроились на ночевье — и откуда ни возьмись — банда. Врасплох застигли и выбили всех наших поголовно.
В конце апреля догнали нашу партию на реке Эрге, как раз с берега к ней спускались, и вдруг со всех сторон посыпались люди с ружьями, стрельба зачалась, паника.
Наших поперва убили человек пять, остальных разоружили и согнали к реке. Даже ножи позабирали, отделили китайцев и угнали куда-то. Потом меня угадали якуты из банды, стали упрашивать своего атамана, и он меня отправил к китайцам. А всех остальных кончили.
Легло более полусотни неповинных людей, а это — только в нашей партии. Главарь заставил меня рубить большое зимовье, а китайцы помогали. Их позже отпустили домой, а я выбрал момент и сбежал…
Счас дошёл слух, что и первую партию банда нашла. Оставили жить только Марьясова с семьёй, тоже выручили проводники — эвенки и якуты. Вот такие дела. Где эта лихая банда счас околачивается — неведомо.
В ней и русские, и якуты, и орочены, и китайцы. Я, как прибёг на Муравьевский прииск, так до сих пор не могу успокоиться. Спать в бараках боялся поперва, сколь же можна нас истреблять кому не лень?
Всю жизнь только и делов, что дрожишь за шкуру свою. Не ходи, Сохач, грохнут. В самое пекло лезешь. Не ходи, надо переждать.
— А, как же советская власть, неужто у ей словить некому эту банду? — хмыкнул Игнатий.
— Власть пока далеко, не может объять Якутские земли. Тут Постников, начальник Ларинского управления наезжал по всем приискам Тимптонским, агитировал золото добывать новой власти, продуктов завезли в факторию, винтовку каждому выдали и пятьдесят патронов к ней. А чё толку?
Напужанный народ до смерти. Днём работают, а ночью в тайге хоронятся. Будет ли дело — не знаю. Многие на Владимирский прииск подались да по Опаринскому тракту — на Зею. Там крепко власть стоит.
Ихний начальник ГПУ Балахин в героях ходит. Сколь он хунхузов приструнил, банд под корень извёл — молятся люди на ево дела. Позволяет спокойно работать и жить по-людски. Он и сюда в двадцать первом годе приходил. Ты никак Жучка знал по Зее, Игнат?
— Кто ево не знал, ясно дело — помню, — оторвался от своих дум Парфенов и протянул банчок Соснину, — уголовный каторжанец твой Жучок.
Видать, ты мне хошь рассказать ево историю про Тырканду? И ишо боле припугнуть? Дак я никому не сказывал, тебе даже прошлой весной не открылся. Был я в то время в Тырканде и все зверства Жучка своими глазами видал.
— Но?! — удивился, даже привстал с бревна Мартыныч. — Погодь, погодь… А как же ты живой тут сидишь?
— Хм… Твой легендарный Балахин и отпустил, даже тулун золота не стал отымать. Вон там, — Парфёнов махнул рукой на север, — в Верхнеалданской резиденции бывшего Сибирского товарищества я последний раз и видел каторжанца Жучкова, по кличке Жучок.
А попал в перехлёст с им, как всегда, негаданно. После партизанства и ослобождения меня из «эшелона смерти» вернулся на Зею и двинул на Золотую гору бить шахты.
— Ты что, Игнатий, воевал даже, — изумился Егор, — а чё ни разу об этом не сказывал?
— Не сбивай, о партизанстве моём — особая история. Так вот… На Золотой горе в ту пору хунхузы вовсе житья никому не давали. Пока безвластие творилось, они и пользовались моментом. Развелось ихних банд, как грибов осенью в тайге.
От их разору одна артелька собралась идти на неведомую Тырканду, и меня совратили. Припёрлись в Алданскую тайгу, а там уже китайцев и корейцев пропасть зашло, моют золото вовсю и никаких правительств не признают.
Тырканду открыл ишо в семнадцатом году якут Александров, в пай к нему вошёл его соплеменник Петров. Кроме них промышляло уже там китайское акционерное общество купца Че-Уна.
В общем, создали они нелегально своё государство на нашей земле, даже налогом обложили своих рабочих. Нас, русских, тронуть боялись.
У них была даже своя винная монополия, гонит заводик ханшин, на него скупают у якутов и эвенков продукты задёшево, пушнину в лабазы складывают. Обнаглели, ёшкина вошь! Опиумокурильни, харчевни китайские.
Но мы-то, без ружьев туда зашли, особо рыпаться не было резону. Все богатые места по реке Тырканде эта орда уже выхлестала, мы до самой зимы только на еду добывали. Продуктишки свои все извели, ясно дело, втридорога покупаем у Че-Уна.
В общем, пролетели наглухо в тот сезон. Тут и является ангел-спаситель, Жучок. Я знал, что он пробился на Зее в горную милицию при новой власти, а раньше бандой верховодил. На Тырканду заявился в ноябре.
Вокруг помощников куча вьётся, все при оружии, некоторых я знавал по Зее. Жучок послужил в горной милиции, ясно дело, наскучило ему и опять решил старым промыслом заняться. Потом уже узнали, что он творил по пути в Тырканду.
Сколько разорил стойбищ тунгусских, сколько пограбил и положил встречных и поперечных. Как пришёл к нам, то первым делом объявил, что он красный командир, ловит хунхузов и нужно народ весь описать поимённо.
Арестовал всех без разбору восточников, запер в большой барак. Привлечь хотел нас к разбою, но мы отреклись и продолжали с парома мыть золото.
Он вызывал старателей по одному, стращал и бил, пока не отнимал все богатства. Чтобы скрыть следы, расстрелял у корейского парома на устье Малой Тырканды более девяноста душ, спустил их под лёд.
В это время я и попался ему на глаза, припомнил он отца моего и как с братом моим в карты дулся — не тронул. Я как проведал про его дела — оторопь взяла… Ну, думаю, в Зее объявлюсь, соберу нужных людей из былых партизан и под землёй тебя сыщем.
Только там, в Зее, пораньше хватились, дошли слухи до них. Снарядили за Жучком командира Зейского гарнизона Идалевича. Отряд этот послали в Тырканду, а мы, тем временем, вышли оттуда домой. Нас Жучок вскоре догнал по следам и с собой повёл, не знаю для какой надобности. Нажился он крепко.
Семьдесят пять оленьих нарт везли связки мехов и около девяти пудов золота. Собирался он с таким богатством прямиком с Тимптона по Ларинскому тракту в Китай ушмыгнуть. На реке Сутам, — по-орченски это значит вечно голодный, или я проголодался, — встретили мы негаданно отряд Идалевича.
Ружья друг на друга навели, только стрельбы не случилось. Жучок миром отсыпал Идалевичу полпуда золота, отдал четыре нарты в придачу, и разъехались. Зейский вояка двинулся дограблять остатки приискателей в Тырканде, а мы тронулись дальше.
Жучок был шибко доволен таким оборотом дела. Так вот… И попадаем мы таким макаром на прииск Викторовский. Соснин-то знает, а ты скоро увидишь. На прииске Жучок вольно расположился для отдыха, тут и нагрянул с полусотней бойцов чекист Балахин.
Бандитов враз повязали, глазом моргнуть не успели. Жучка и двоих ево рьяных помощников увели за отвалы и шлёпнули тут же, а нас даже не тронули, только допросил всех сам Балахин.
Часть отряда ГПУ он услал в Тырканду ловить Идалевича, а сам с золотом и пушниной вернулся в Зею… Эй, Мартыныч? Спишь, што ль?
— Гм… — Соснин мотанул головой и открыл глаза… Заслухался тебя. Ну и удачливый же ты чёрт, Сохач! Пошто ранее не сказал о Балахине.
Ну и тяжёлый же ты на душу горбач, хрен разговоришь, — скосил глаза на отвлекшегося чаем молодого парня и равнодушно спросил: — Ты вот мне скажи, Игнатий… На Иджике есть снежные бараны, иль брешут люди?
— Бараны есть, да как их счесть, — вдруг складно и резво отозвался Парфёнов, оживился, покачал головой, — Егор, поди дровец сухих собери для костра, чёй-то я озяб совсем.
Когда Егор появился с дровами, то увидел, как Соснин что-то быстро толковал Игнатию, а тот молча
