Словно этот взблеск света прочистил что-то у нее в голове – руки-ноги по-прежнему не слушались, но перед глазами у Катьки просветлело. Как картину в раме из тьмы, она ясно различила застывшего в пятне света санинспектора, крепко зажавшего под мышкой какую-то довольно крупную птицу – по видному ей пышному хвосту Катька могла определить только, что это не гусь. В другой, поднятой, руке санинспектор держал шприц – и на кончике иглы дрожала хищная капля...
– Что ты делаешь, мальчик? – резким, каркающим голосом спросил санинспектор.
– Отправляю вашу фотографию менеджеру ресторана «Охотничий», – услышала Катька Вадькин голос. – Неплохо бы еще директора «Дикой фермы» спросить, но мы пока и менеджером обойдемся... А то мне тут интересная задачка попалась. В одном месте – «Дикая ферма» называется – все птицы заболели. В другом – ресторан «Охотничий» – тоже заболели, но не все они были из «Дикой фермы». А в третьем – такое поместье, вы его не знаете – полно птиц именно из «Дикой фермы», но среди них ни одной больной! Вот я и подумал – а может, дело как раз в том, что вы это поместье не знаете, а, дяденька санинспектор?
– Что за ерунду ты городишь, мальчик, – не опуская шприца, растерянно пробормотал инспектор. – Я прихожу туда, где есть больные птицы...
– Или птицы заболевают там, куда приходите вы, – в тон ему откликнулся Вадька. – О, а вот и ответ от менеджера – тоже пришел! Быстро он, видно, и сам беспокоится... Какие вещи интересные пишет! – Вадькин голос наполнился злорадством. – Вроде бы вы тот самый санинспектор, который брал у его птиц кровь на анализ – а потом они все заболели птичьим гриппом. Птиц вы уничтожили... – голос у Вадьки дрогнул. – А ресторан разрешили не закрывать. За взятку, конечно. Спорим, что директор «Дикой фермы» вас тоже опознает? И еще, наверное, люди найдутся.
– Классный бизнес, – послышался недовольный голос Севы. – Сам птичек травит, сам чистит, сам от перепуганных владельцев взятки берет.
Лежащая на полу Катька поняла, наконец, что ее братец опять ввязался в какое-то совершенно не относящееся к поискам Евлампия Харлампиевича расследование. На ее, Катькино, счастье.
– Я повторяю, мальчик, ты несешь чушь! – отступая на шаг назад, спокойно сказал санинспектор. – В любом случае – кто поверит детям? – голос его стал презрительным. – А с менеджером «Охотничьего» я сам побеседую. Как со взрослым...
Он ступил еще на шаг – Катька увидела возле самого своего лица его мокрые снизу брюки и тупые носки ботинок. И вдруг отшвырнул зажатую под мышкой птицу! Катька почувствовала, как ее поднимают... Ухватив девчонку за ворот, санинспектор вздернул ее на ноги. Край воротника больно вдавился в горло, заставляя Катьку судорожно втянуть воздух. Беспомощная девочка обвисла в руках санинспектора как тряпичная кукла.
– Никому не двигаться! – с истеричной резкостью проверещал у нее над ухом голос санинспектора.
Катька мрачно подумала, что она бы как раз с удовольствием двинула кое-кого, вот только никак не получается. Оставалось только полудохлой тушкой болтаться в его хватке – и даже подмигнуть застывшим напротив друзьям не удалось. А те тоже не шевелились – будто и они надышались пропитавшей марлю желтой дрянью. Мурка даже моргать боялась, остановившимися глазами уставившись поверх Катькиного плеча.
Катька покосилась вбок. И увидела, на что же так перепуганно пялилась Мурка. Возле ее шеи санинспектор держал наполненный той самой мутной дрянью шприц, и острая игла уже едва не царапала кожу.
«Я и так уколов до потери пульса боюсь, – тоскливо подумала Катька. – А тут еще потом гриппом болей! Птичьим! Как будто я канарейка какая!»
– Тут доза – на полптичника, – жутко, как подбирающаяся к беспомощным птенцам змея, прошипел санинспектор. – Одно лишнее движение – и я всажу все это вашей подружке! А теперь медленно и аккуратно – отошли от двери!
– Спокойно! Спокойно! – предупредительно вскинув руки, пробормотал белый как мел Вадька. – Мы отходим, отходим! – и стоящие у двери ребята действительно медленно и аккуратно разошлись в стороны, открывая санинспектору проход.
Волоча все соображающую, но совершенно обездвиженную Катьку за собой, санинспектор сделал несколько осторожных шагов вперед, выбираясь наружу. Шприц он по-прежнему почти прижимал к Катькиной шее.
«А ведь он меня сейчас утащит, – отчетливо поняла Катька. – И Харли я не найду, и Новый год мне испортит, и вообще – неизвестно что сделает!»
– Вы только не делайте ей ничего плохого, дяденька! – канючащим голосом насморочного дебила вдруг протянул Сева. – Это все он виноват! – Севка обличительно ткнул пальцем в Вадьку. – Он вас выслеживал! Говорили мы ему – не лезь и не лезь, а он все лезет и лезет, печет ему, понимаешь! – не отрывая жалобных глаз от санинспектора, медленно и настороженно двигавшегося вдоль ячеек с птицами к выходу, продолжал просительно бубнить Сева. – А она хорошая девочка – правда, правда! Ей на других птиц плевать с высокой горки...
Катька протестующе пискнула...
– Ей бы своего гуся найти, такого, белого, в синем валенке...
Санинспектор аж споткнулся, едва не выпустив Катьку, и дико покосился на Севу.
– Гуся, да... – Сева покивал, почему-то настороженно постреливая глазами то на санинспектора, то под потолок птичника. Словно расстояние замерял. – Звать его... Харли! – пронзительный призывный вопль мальчишки завибрировал в воздухе.
Перепуганные птицы с клекотом и писком заметались в своих ячейках. А прямо на голову санинспектора из-под потолка рухнуло что-то большое, пуховое, как плотно набитая подушка... Сильные крылья ударили его по голове! Санинспектор заорал. В руку ему словно тюкнул отбойный молоток. Иголка шприца бесполезно царапнула по воротнику девчоночьей куртки. В глазах санинспектора вспыхнули фейерверки, он разжал руки – обе! – и, подвывая, схватился за запястье.
Когда перед глазами у него перестали плавать многоцветные круги, он увидел гуся. Откормленный белый гусь – в одном синем валенке! – восседал на полу птичника. Рядом с ним на полу валялся выбитый из рук санинспектора шприц. Вопросительным знаком изогнув длинную шею, гусь участливо и обеспокоенно поглядывал то одним глазом, то другим на лежащую у его ног девчонку. А у девчонки на залитом слезами лице отражалось такое сумасшедшее, всепоглощающее счастье, что на нее даже неловко было смотреть. Мучительно морщась, она изо всех сил пыталась поднять непослушную руку, чтобы погладить гуся. Гусь курлыкнул и сам ткнулся головой с хохолком в ее пальцы.
В дверях, застыв как статуи, с ружьями в руках стояли Сан Саныч и его сын Вася и водили ошеломленными глазами с санинспектора – на гуся, с гуся – на девчонку, с девчонки – на ее приятелей.
Глава 24
ЕЛЫЙ ГУСЬ НАФАРШИРОВАННЫЙ
– Вы что тут делаете? – угрожающе взревел Сан Саныч, поводя дулом ружья. – Все-таки влезли, да? – накинулся он на санинспектора.
Вадька с торжествующей улыбкой на губах шагнул вперед, готовый объяснять и разоблачать...
– Скажите спасибо, что влез! – неожиданно огрызнулся санинспектор, баюкая клюнутую руку. – Я в вашем птичнике, вон... – он кивнул на ребят и вдруг совершенно неожиданно выдал: – Компанию экстремистов-экологов поймал! Члены Общество радикально-зеленых с новогодней акцией «Птице – свободный полет»! Открывают клетки и выпускают всех птиц на свободу, даже зараженных! Как в фильме «29 дней спустя»!
– Там были обезьяны, – невольно поправил Вася.
– Да он сам!.. – выкрикнул Вадька, взмахивая кулаком, в котором был крепко зажат его мини-комп.
– То-то я смотрю, они охоту не уважают, – не слушая, что там вопит какой-то пацан, задумчиво высказался Сан Саныч. – Девчонка их насчет куриц с пулеметом высказывалась. Тоже мне дичь – курица! Значит, на самом деле никаких англичан-охотников нету? Сплошная экология? – поинтересовался он у санинспектора.
– Ты б лучше у него спросил, чего девчонка на полу валяется! – неожиданно встрял Вася.
