123
интуиция Абсолютного; Декарт на нее указал, но не раскрыл, да ее и нельзя раскрыть до конца. Может остаться впечатление, что самоочевидность Я Декарт «доказал» и показал, но самоочевидность Абсолютного еще не доказал и не показал. Действительно ли ego зависит от чего–то Высшего? И действительно ли чувствуется, переживается, мыслится и желается нечто Высшее надо мною?
Аксиома зависимости теряет всякий религиозный смысл, если ее истолковать как зависимость от вселенной, истолковать в духе пантеистического натурализма и универсализма. Превращаясь в труизм эмпирической, причинной зависимости от окружающих вещей, которую поспешит признать каждый скептик, она делает человека «вещью между вещами» и ведет к безрелигиозному миросозерцанию. В религиозной философии Шлейермахера есть непреодоленный спинозизм, который в конце концов приводит к натуралистическому атеизму. К нему и склоняется безрелигиозное миросозерцание 19–го века.
Но последовательный атеизм невозможен: человек не может обойтись без высшей ценности и высшей святыни. Так рождается «безрелигиозная религия» человекобожества. Поразительна диалектическая необходимость ее появления: атеистический натурализм, казалось бы, бесконечно умаляет человека, делает его бесконечно малым модусом вселенной, «вещью между вещами», простым потомком обезьяны! И вместе с тем это же миросозерцание делает человека своим единственным кумиром, своей святыней, рассуждая так: человек произошел от обезьяны, а потому будем любить человека! (острота Соловьева) 32; можно сказать и сильнее: человек произошел от обезьяны, а потому человек есть Бог! Откуда такая логика? Ее сущность состоит в следующем: произведена феноменологическая редукция, признано, что мы познаем только явления (О. Конт), только «железную необходимость» (Маркс) 33, но никогда, в сущности, не допущено признать человека только явлением, только звеном необходимости. Не допущено потому — что феноменологическая редукция поднимает ego над всею сферою явлений, над всею вселенною. Это поднятие бессознательно ощущают и выражают Фейербах, и Конт и Маркс, и Штирнер, — не понимая его истинного смысла, как диалектического момента самосознания. Чувство зависимости от сил природы, от вселенной, к которому материализм, позитивизм и натурализм сводит всякую религию, переходит в чувство независимости, в чувство исключительности и абсолютности Я (которое истолковывается как независимость от всяких богов, от всякой религии); и эта независимость есть утверждение зависимости вселенной от меня, от человечества, от пролетариата, от коллектива. Отсюда своеобразный пафос технического и организационного всемогущества коллектива, свойственный Марксу и всей религии прогресса.
Диалектика зависимости и независимости Я приводит нас к тому же самому результату, к которому нас привела иерархия
124
ценностей: к обожествлению человека (выше стр. 115). Диалектически необходимо пройти через такое самообожествление, через своеобразный гносеологический солипсизм (Декарт и Фихте) и через этический солипсизм (Макс Штирнер). Человек неизбежно переживает свою «единственность», переживает, что все есть Я, все объемлется мною (моим сознанием), все — для меня, Я есть «единственный» и все есть «его собственность» (Der Einzige und sein Eigenthum. Stirner). Ego есть самодостаточный микрокосмос и микротеос, малый бог: «будьте как боги!» Этот соблазн необходим, ибо он близок к истине: «вы боги!» Достоевский всего полнее развернул эту диалектику. Все диалектические моменты имеют ценность, даже низшие и преодолеваемые. Диалектический момент атеизма ценен, как уничтожение ложных богов (идолов) и ложной зависимости, ценен, как момент апофатический. Диалектический момент самообожествления — ценен, как открытие духовности Я и его самоценности, как открытие «единственности» и иерархического преимущества ego. Но все диалектические моменты ценны только в движении, они должны быть «aufgehoben» 34, остановка есть смерть и падение,
И прежде всего это относится к диалектическому моменту самообожествления. Если на нем остановиться, тогда гибель и падение, «тогда шабаш»! — как восклицает Иван Карамазов 35. «Вы боги» — это истинно и спасительно, но только тогда, когда дана вторая часть изречения: «вы боги — и сыны Всевышнего все». «Вы боги» — в этом выражается великая богоподобная свобода человека, великая ценность личности, великая независимость от всего иерархически подчиненного; но она сохраняется только тогда, когда признана зависимость от иерархически высшего, стоящего надо мною, от «Всевышнего», от Отца. Эта зависимость совсем новая, не похожая ни на какую зависимость от мира, от вселенной, от астрономической бесконечности, от ценностей, от закона, от государства, от власти.
10. ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО. UNDE HOMO?
В чем разница этой новой, единственной в своем роде зависимости от всякой другой, оставленной далеко внизу, далеко позади? Разница в том, что та зависимость была имманентной, а эта зависимость трансцендентна. Натуралистическая зависимость от вселенной, от сил природы, от причин и субстанций должна быть названа имманентной потому, что не выходит за пределы мира, универсума и рассматривает человека и его Я как вещь между вещами, как простое наличное бытие субъекта, вплетенное в бытие всего мира. Даже зависимость от других Я, от «ближних». равно как зависимость от власти, от государства, от закона (зависимость этическая), — все же остается зависимостью имманентной, не выходящей за пределы этого мира, этого наличного бытия. Проблема какой–то иной зависимости ставится лишь
125
тогда, когда мы совершаем феноменологическую редукцию, выходим за пределы всего мира, в котором мы существуем, за пределы всего бытия и нас самих, вплетенных в это бытие. Этот предельный трансцензус, который и доступен и знаком далеко не всякому человеку, есть именно тот существенный транс, без которого нет религии, мистики и метафизики. Он совершается тогда, когда мы выходим за пределы всего нашего субъективного и объективного бытия, существующего в пространстве и времени, и, совершив такой трансцензус, спрашиваем: что там? что в сфере «потустороннего»?
Здесь прежде всего встает вопрос: где опыт такого транса? возможен ли он? Первый шаг трансцензуса показывает феноменологическая редукция. Но опыт транса выходит за пределы «философского фокуса» — он шире и глубже. Вся метафизика есть проникновение в запредельное, ???? ?? ??????, но также вся мистика и религия есть несомненный транс. Нельзя ли, однако, отрицать всякую метафизику и мистику именно за то, что они «впадают в транс»? Такое отрицание произносит имманентная философия и всякий «трезвый» рационализм и позитивизм. По–разному устанавливают этот опыт трансцендентного современные философы — Рудольф Отто и Гейдеггер: для одного «транс» есть мистический трепет и встреча с неведомым, с абсолютно иным (das ganz Andere); для другого этот транс есть ужас (Angst) и встреча с ничто. То, что стремятся выразить эти мыслители в отточенных терминах современной философии (немецкой феноменологии), есть, в сущности, извечный опыт всей мистики от Упанишад до Плотина, до средневековой и новейшей христианской и нехристианской мистики.
Не нужно быть великим метафизиком и мистиком, чтобы пережить опыт трансцензуса, опыт человека, заглядывающего за пределы видимого мира, за пределы бытия. Он известен великим поэтам всех времен и простым смертным в иной, правда редкий, момент жизни. Это есть опыт великого изумления перед собственным бытием, который можно формулировать в таком вопросе:
