— На землесосе есть вакансия.
— Я подумаю.
— Подумай. Виноград пора срезать.
— Срежу.
— Как машина?
— Есть проблемы.
— Что?
— Двигатель, ходовая…
— Эту гниль нужно покрасить и продать.
— Наверное.
— А мать где?
— У соседки. Позвать?
— Не нужно. Жениться не собираешься?
— Пока нет.
— Так-так… да… что ж…
— А ты возвращаться домой не собираешься?
— Домой… да… не знаю… и да, и нет… не знаю… Что-то грустно мне на всё это смотреть… то есть… конечно… я от вас не отрекаюсь… я… я не убежал от вас… я… Короче, деньги есть?
— Те, что на уголь остались.
— Уголь я привезу, может, завтра и привезу… м-да… ничего… Пьёшь?
— Нет.
— Это хорошо… да… пьянство — это говно… да… но… нет, ни в коем случае! — вскричал он и закружил по комнате. — Позови мать! Нет, не нужно! Ты не имеешь права меня осуждать! Или имеешь? Имеешь ли ты право меня осуждать за то, что я бросил вас? Ты меня осуждаешь или нет?! Что ты молчишь?! Что ты молчишь?! С тобой твой отец говорит! Ты понимаешь?! Да, я сволочь и всё такое, но… Нет! Я… Нет! Об этом я тебе ничего не скажу! Нет! Сын не должен знать всё про отца… своего… Я… нет… потом… налей мне, если можешь…
— Ничего нет.
— Ничего нет… что ж… а уголь — это говно, завтра я привезу уголь… голь… голь… угоголь… Угоголь! О, ты не знаешь, что я сегодня сделал! Но и не должен знать! Я совершил преступление! Ты понимаешь?! Сегодня, на землесосе… да… но…
Он зарыдал. Я впервые видел плачущего отца и совершенно растерялся.
Туман. Холодный туман ползёт с моря. Многие погибли из-за тумана.
Нина уехала, Миша не приходит. К Нине уже не придешь, а Миша… хочется его видеть, хочется с ним продолжать дружить, но…
Но сейчас возьму и пойду к нему!
Пошёл, постоял у его калитки и вернулся домой.
Тяжело на душе, невероятно тяжело.
Неужели всё кончилось?
Позвонил Зине, договорились встретиться у главпочтамта, но до вечера ещё далеко, невыносимо далеко.
Позвонил Нине. Она уже в Москве, снимает с кем-то комнату, устраивается на работу на молокозавод, учит роль Нины Заречной в пьесе Чехова, думает обо мне, думает, что «каждый должен исполнить своё предназначение» и т. д.
Долго ждал Зину у главпочтамта, но так и не дождался.
Пошёл к ней домой, её мать сказала, что она недавно куда-то ушла, позвонил ей — не отвечает, вернулся к главпочтамту, всё ещё надеясь увидеть её красное пальто и чёрный берет, — увы.
Подошёл незнакомый человек и вдруг обнял меня и стал спрашивать, как мне удалось спастись с погибшего судна, называл меня Борей, я не стал разуверять его, он продолжал рассказывать страшные подробности гибели «нашего» судна, он весь дрожал, руки дрожали, я предложил ему на стакан водки, от денег он отказался, пригласил меня в ближайшее кафе, стал меня угощать, называл меня Борисом, радистом погибшего судна, я попытался было разуверить его, но это было бесполезно, и вдруг я увидел Зину: она танцевала с человеком в форме капитана морского флота.
— Что ж, Нина, — сказал я своей матери, возвратившись домой глубокой ночью.
— Что ж, Зина, — сказал я опять же ей всё той же глубокой, туманной ночью.
— Ешь и ложись спать, — ответила она, уходя в свою комнату.
Я громко рассмеялся и лёг спать.