глины, и он выздоровел.
Гражданственность жильцов нашего дома — почти нулевая.
Я уже сообщал, что на осенний субботник по уборке нашего двора никто не вышел.
Так дальше дело не пойдёт.
Нужно бороться.
Кудрявый пеликан отличается от пеликана розового белой окраской и кудреватостью задней стороны шеи.
Вчера…
Вчера был сильный ветер. Такой сильный, что с соседнего дома сорвало лист шифера.
Вчера было собрание по поводу капитального ремонта нашего дома.
Состоялось оно в сумерках у третьего подъезда. Из жильцов вышли только двое: я и Олег Иванович, да и тот почти сразу ушёл, сославшись на мочевой пузырь.
И я остался один на один с двумя жрэповцами.
Настроен я был крайне решительно. Я стал излагать свои соображения, но они сунули мне кипу бумаг, сказали, что жильцы должны поставить там галочки, и скрылись.
Дома, изучая суть дела бумаг, я пришёл к выводу, что составлены они двусмысленно, с явным расчётом на недоразвитость и пассивность, и я принял решение немедленно идти по квартирам с разъяснительной работой и пошёл.
Начал я с первого подъезда, с первой квартиры, где живет Н.
Женщина она хлебосольная. И там я несколько подзадержался и больше никуда не пошёл…
Ничего.
Пойду сегодня.
Идти не хочется, но нужно.
Или подождать возвращения из санатория Виктора Ивановича?
Но жрэповцы сказали, что сделать нужно быстро.
Значит, нужно идти.
Нужно преодолеть себя и идти.
Нужно бороться.
Нужно держаться
Октябрь.
Вот-вот позвонит Сергей Беринский и скажет: «Ну где ты там? Давай, приезжай!»
И ты автобусом поедешь в Иваново с короткой остановкой в Суздале. А там от вокзала троллейбусами, с пересадкой доберёшься до окраины и пойдёшь, лавируя по раскисшей улице, через Афанасово. И через полчаса будешь на месте, в ДТК «Иваново».
ДТК «Иваново» — это Дом творчества композиторов, Это тёмный пруд, золотая берёзовая роща, тёмные ели и сосны, похожая на минарет кирпичная водонапорная башня, котельная, закопчённая вверху труба котельной, здание бывшей барской усадьбы, а ныне — столовая, где всегда вкусно и вежливо кормят, библиотека, усыпанные опавшей листвой аллеи, композиторские скромные дачи, где когда-то сочиняли свои шедевры и Шостакович, и Прокофьев, и другие, это….
Это то, чего уже никогда не будет. И это то, что всегда с тобой.
Одно из последних своих сочинений он посвятил мне. Называется «Ночная музыка».
Недавно случайно наткнулся на неё в ночном телевизоре в переложении на аккордеон, в исполнении ученика Фридриха Липса Сергея Осокина.
Октябрь.
Тепло уже дали, ремонт подъезда и кровли завершён, окна заклеены. Дачные яблоки на подоконнике среди горшков с цветами, некоторые из них цветут, названий не знаю.
Что-то молчит голландец.
Весной приезжал голландец по поводу перевода моих рассказов, один уже перевёл, намерен переводить и другие. Издательство готово заключить договор, будет приглашение в Амстердам. И вот уже осень, и — тишина.
Неужели из-за пресловутых двойных стандартов? Как только я имел неосторожность о них заговорить, как тут же его живое лицо замкнулось. Неужели показалось? Или что-то другое?
Двойные стандарты… Будто у нас их нет, будто мы уже в царстве уважения и любви друг к другу…
Хемингуэй, избранное, издательство «Картя Молдовеняскэ», Кишинёв, 1972 год.
«Фиеста», «Прощай, оружие!», рассказы, очерки, «Праздник, который всегда с тобой».
Что-то молчит Павел Владимирович, убежавший в Кишинёв от дождей и душевных травм.
