одного из дворцовых служащих. Группа революционеров должна была отбить у казаков царя, посадить его на буер и доставить в течение нескольких минут к берегам Финляндии, где уже ждали бы лошади из имения Ахи-Ярви.
Недалеко от Ахи-Ярви, в глубоком лесу, находился дачный участок некоего Денисова, с сыном которого, анархистом, Александр Михайлович сговорился снять дачу для революционных целей, не говоря, для каких. Для всех окружающих, как и для отца Денисова, на даче должна была поселиться семья, один из членов которой был буйно помешанный, чтобы таким образом можно было избежать посещения любопытных. О присутствии на даче помешанного было предварительно переговорено и с полицейским в Кивинапа (чтобы не было, как ему было сказано, “недоразумений”).
Прежде чем приступить к осуществлению этого проекта, Александр Михайлович обратился за разрешением к Владимиру Ильичу. Ленин передал Александру Михайловичу свое категорическое запрещение, заявив: “Не время тратить на авантюры силы, которые пригодятся на планомерную работу”.
Это не помешало, однако, Владимиру Ильичу с большим уважением относиться к А. М. Игнатьеву.
Как известно, А. М. Игнатьев проявил себя и как талантливый изобретатель. В годы первой мировой войны, находясь в армии на передовых позициях, он сконструировал оригинальный прицельный прибор для стрельбы по воздушным целям. В то время царская армия подобными приборами не располагала. Огонь по самолетам противника вели с помощью обычных полковых пушек, которые были установлены на деревянных поворотных кругах, сколоченных из шпал. Эти пушки стреляли без специальных прицелов и никакого вреда вражеским самолетам не причиняли.
Казалось бы, командование царской армии должно было ухватиться за изобретение Игнатьева. Началась, однако, обычная волокита, представлявшая собой прямое предательство. Только к концу 1916 года аппарат, сконструированный Игнатьевым, был изготовлен кустарным способом. Главное артиллерийское управление царской армии наконец рассмотрело его и признало самым лучшим из всех зенитных прицелов, известных в то время. К изготовлению таких прицелов собирались приступать на Петроградском артиллерийском заводе. Но так и не собрались. Лишь после победы Октябрьской революции взялись за это дело.
Еще до Октября Александр Михайлович говорил товарищам, что его прибор понадобится социалистической республике для обороны от вражеской авиации. Его слова оправдались. Изобретением А.М. Игнатьева заинтересовался Владимир Ильич Ленин. Среди бумаг Александра Михайловича уже после его смерти мною был найден следующий документ, подписанный Владимиром Ильичом:
“Тов. Аралову (или его заместителю).
Податель - тов. Александр Михайлович Игнатьев, о котором я с Вами говорил. Всё и быстро сделайте для него” (ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 6961).
Семен Иванович Аралов был заведующим оперативным отделом Реввоенсовета республики. В записке В. И. Ленина идет речь о том, чтобы Александру Михайловичу Игнатьеву была оказана всемерная помощь в развитии и реализации его изобретения. Воодушевленный поддержкой Ильича, изобретатель принялся за работу.
В известных воспоминаниях А. М. Горького “В. И. Ленин” рассказывается о том, как Владимир Ильич встретился с А. М. Игнатьевым в Главном артиллерийском управлении:
“В сумрачной комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди. Среди них скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной. Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его минуты две, три, одобрительно сказал: “Гм-гм!”- и начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики:
- А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма, устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов орудий автоматически с показаниями механизма?
Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, - изобретатель и генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель рассказывал мне:
- Я сообщил моим генералам, что приедете вы с товарищем, но умолчал, кто-товарищ. Они не узнали Ильича да, вероятно, и не могли себе представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: “Это техник, профессор? Ленин?” Страшно удивились: “Как? Не похоже! И-позвольте-откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как человек технически сведущий! Мистификация!” Кажется, так и не поверили, что у них был именно Ленин…
А Ленин по дороге из ГАУ… говорил об изобретателе:
- Ведь вот как можно ошибаться в оценке человека! Я знал, что это старый честный товарищ, но - из тех, что звезд с неба не хватают. А он как раз именно на это и оказался годен. Молодчина! Нет, генералы-то как окрысились на меня, когда я выразил сомнение в практической ценности аппарата! А я нарочно сделал это, - хотелось знать, как именно они оценивают эту остроумную штуку.
Залился смехом, потом спросил:
- Говорите, у И. есть еще изобретение? В чем дело? Нужно, чтоб он ничем иным не занимался. Эх, если бы у нас была возможность поставить всех этих техников в условия, идеальные для их работы! Через двадцать пять лет Россия была бы передовой страной мира!”
В дальнейшем широко развернулась изобретательская деятельность А. М. Игнатьева. В 1926 году он сконструировал самозатачивающийся режущий инструмент, получивший мировое признание. Александру Михайловичу принадлежат и другие важные изобретения.
Общество изящных искусств
После освобождения из тюрьмы я тяжело заболел и на долгое время вышел из строя. Вновь вернувшись к подпольной партийной работе, я одновременно возобновил и музыкально-просветительную деятельность, к которой всю жизнь питал большую склонность.
Оглядывая пройденный путь, думаю о том, как своеобразно сложилась моя судьба. Я мечтал о времени, когда сумею себя целиком посвятить любимому искусству-музыке, а занимался транспортировкой ручных бомб, перевозкой через границу запалов, бикфордова шнура, организацией складов оружия, химических лабораторий, подпольных типографий. Этого требовали интересы партии, и каждый из нас, рядовых бойцов революции, стремился как можно лучше выполнить порученное ему дело.
Когда условия позволяли, я старался сочетать подпольную партийную работу с музыкальной деятельностью. Как я уже писал выше, музыкальная деятельность не только не мешала моей партийной работе, но и нередко помогала ей, служила для нее легальным прикрытием.
В 1911 году я с группой товарищей предпринял попытку организовать демократическое музыкально- пропагандистское общество, которое поставило бы своей целью приобщить рабочих к сокровищнице искусств, развивать их художественные вкусы. В то же время я имел в виду, что новое общество окажет нам большую помощь и в нашей практической партийной работе.
В условиях неусыпного надзора “властей предержащих” очень трудно было добиться разрешения на создание новой культурно-просветительной организации. Некоторые товарищи предвещали крах нашей затее, доказывали, что из нее ничего не выйдет, что вообще теперь “не до музыки”. Они, конечно, были неправы. Большевики всегда придавали большое значение деятельности прогрессивных культурно- просветительных обществ, используя их и как одно из средств воспитания масс, и как легальную трибуну для пропаганды идей партии.
Большую поддержку в создании нового музыкального общества оказал А. М. Горький. В ответ на письмо, в котором я излагал свои планы, делился сомнениями, Алексей Максимович написал мне в октябре 1911 года с Капри:
“Друг мой, люди, говорящие, что ты затеял “дело праздное”, не вполне ясно понимают, что такое культура и как необходимо для нас, чтобы она просачивалась - хоть понемногу - в нижние слои и помогала
