Потье”. Статья эта, опубликованная в “Правде” в январе 1913 года, еще больше воодушевила нас, убедила в полезности нашего скромного труда.
Грянула империалистическая война. Политическая обстановка в России резко изменилась. В Петербурге было введено военное положение. Начались репрессии, аресты, ссылки. Все рабочие культурно-просветительные общества в Питере были разогнаны. А наше Общество изящных искусств уцелело. Объяснялось это тем, что руководителями его числились вполне благонамеренные люди, не вызывавшие у царской полиции никаких подозрений.
В военные годы Общество изящных искусств занялось устройством концертов для раненых в солдатских госпиталях Петербурга. С этой целью при обществе была создана лазаретная комиссия, в которой принял участие А. М. Горький, вернувшийся в 1913 году в Россию.
Вспоминаю одно из заседаний лазаретной комиссии в ноябре 1914 года. Происходило оно на квартире писателя А. Н. Тихонова, также входившего в состав комиссии. Алексей Максимович горячо говорил о необходимости начать вести в лазаретах работу по разоблачению милитаризма, использовать для этого все богатства искусства. Горький предложил сосредоточить работу общества в нескольких крупных госпиталях. Все участники этого заседания поддержали предложение Алексея Максимовича.
В то время раненых в госпиталях обслуживали всевозможные монархистские, шовинистические организации вроде учреждений императрицы Марии. Использовали они эти, с позволения сказать, концерты для шовинистической, часто антисемитской пропаганды. Нередко “веселый рассказчик” для большей увлекательности надевал ермолку, приклеивал пейсы и бородку, передразнивал еврейскую речь. Так же оскорблялись на подобных концертах чувства армян и других народов Российской империи.
Мы решили противопоставить этому духовному растлению раненых солдат пропаганду настоящего искусства, а одновременно и пропаганду антивоенных идей.
Конечно, мы могли пользоваться только произведениями, разрешенными цензурой. Но и среди такого материала можно было подобрать много вещей, которые создавали определенное настроение и побуждали к раздумью, особенно если их умело подобрать. Наряду с “нейтральными”, далекими от политики произведениями, воспевающими любовь, природу и т. д., мы включали в программы наших концертов и материал явно выраженного антивоенного характера. Так, например, в программу одного из наших смешанных литературно-музыкальных концертов для раненых были включены народная песня “Сижу за решеткой в темнице сырой”, романс Калинникова “На старом кургане”, “Как король шел на войну” Канемана, “Внимая ужасам войны” Кюи, “Забытый” Мусоргского, “Два гренадера” Шумана. Аудитория очень горячо встречала эти номера. Конечно, исполнялись они не подряд, а вперемешку с инструментальной музыкой, произведениями “нейтрального” характера.
В программу этого же концерта были включены стихотворения: Пушкина “Деревня”, Лермонтова “Смерть поэта”, отрывки из поэмы Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”.
Первый такой концерт состоялся в большом госпитале, помещавшемся в здании Женского медицинского института на Петербургской стороне. Раненые шумно аплодировали, благодарили исполнителей, кричали:
- Спасибо! Приезжайте еще раз поскорей! Гораздо сдержаннее реагировала на концерт администрация госпиталя.
- Ну, как вам понравился наш концерт? - спросили мы у главного врача, у дежурного.
- Концерт хороший, но какая-то странная программа.
- Чем же странная? Всё известно, напечатано и безусловно разрешено к исполнению.
- Так-то оно так, но всё у вас очень тенденциозно.
- Ну, что вы! Это вам просто показалось. Правда, у нас не было ни армянских, ни еврейских анекдотов. Были классическая музыка, романсы, стихи Кольцова, Некрасова, Пушкина, был Гоголь. И видите, как хорошо всё это воспринимала аудитория.
Этот разговор не предвещал ничего хорошего. Ясно было, что администрация лазарета насторожилась, и работать будет трудно.
Всё-таки договариваемся о втором концерте. Он посвящен произведениям И. С. Никитина.
Конечно, включаем в программу прежде всего такие произведения, которые ярче всего отражают революционно-демократическую сторону в творчестве поэта, проникнуты гневным протестом против бесправия и нищеты: “Дневник семинариста”, “Портной”, “Вырыта заступом яма глубокая”, “Ах ты, бедность горемычная”, “Хозяин” и другие.
Опять - огромный успех у раненых. Администрация еще больше настораживается.
В программу следующего тематического концерта включаем отрывки из произведений Н. В. Гоголя и сказку М. Е. Салтыкова-Щедрина “Как мужик двух генералов прокормил”.
Так мы провели несколько концертов, но в один прекрасный день администрация лазарета заявила нам:
- Мы вас очень благодарим за ваши концерты, но, к сожалению, в дальнейшем услугами общества больше пользоваться не можем.
Вскоре удалось узнать и подоплеку этого отказа. Оказывается, поступило секретное предписание штаба военного округа: “В Петербурге организовалась группа артистов во главе с писателем М. Горьким, которая ведет антиправительственную и антипатриотическую агитацию с помощью концертов в госпиталях. Категорически предлагается не допускать эту группу в госпитали”.
Так оборвалась музыкально-просветительная деятельность нашего общества среди раненых солдат. Может быть, многое нам сделать и не удалось, но наши концерты в какой-то степени также содействовали антимилитаристской пропаганде, разоблачению истинных целей империалистической войны.
Лишенные доступа в военные госпитали, мы продолжали проводить концерты, литературно- музыкальные вечера, ставить спектакли в рабочих районах Петербурга. Неоценимого помощника приобрели мы в лице Марии Федоровны Андреевой. По ее инициативе общество поставило несколько спектаклей в театре Путиловского завода. Ставили мы пьесы А. Н. Островского “Сердце не камень”, “Без вины виноватые”, пьесу Е. П. Карпова “Рабочая слободка”. М. Ф. Андреева не только помогала ставить эти спектакли, но и участвовала в них в качестве исполнительницы главных ролей. Это, конечно, содействовало успеху спектаклей. Очень охотно посещали рабочие наши вечера, посвященные творчеству великих русских писателей.
Наблюдая за нашими слушателями и зрителями, мы всё больше убеждались в том, как растет в рабочей массе ненависть к самодержавию, к империалистической войне.
В 1916 году в зале Тенишевского училища состоялся литературно-музыкальный вечер с участием А. М. Горького. Когда Алексей Максимович вышел на сцену, раздались громкие аплодисменты. Внимательно слушала аудитория любимого писателя. Представители полиции следили за каждым словом Горького, ожидая первого повода, для того чтобы придраться к чему-либо и сорвать вечер. Но Алексей Максимович был настороже. Вот он заканчивает свое выступление: “Итак, товарищи, да здравствует…” Полицейский встает. Но Горький хитро улыбается: “Итак, товарищи, да здравствует… сами знаете что”.
В зале звучат хлопки, одобрительныйсмех.Собравшиеся устраивают Горькому шумную овацию. По окончании вечера он выходит на лестницу, где его снова бурно приветствуют люди, заполнившие все проходы. Взволнованный горячей встречей, оказанной ему рабочими, Горький поднимает руку и в наступившей тишине говорит своим окающим баском:
- Поберегите, товарищи, свою энергию для более важных дел. Они могут скоро наступить.
Эти слова вызывают еще более оглушительные аплодисменты.
Нередко во время концертов, устраиваемых Обществом изящных искусств, назначались партийные явки, собирались большевики-подпольщики. Такие совещания проводились и под видом репетиций. Кроме того, значительная часть средств с платных концертов шла в большевистскую партийную кассу.
С. Полесъев
С. Полесьев.Большая жизнь
