— Сочувствую. — совершенно равнодушным голосом ответил Пчелинцев. — Вот только я до сих пор не услышал, какое место в Ваших планах небодержателя занимает моя бригада? Ну и, соответственно, что Вы хотите лично от меня? Раз заявились собственно персоной, да и машинку такую не пожалели по воронкам гробить, значит, чего-то жаждете.
— Честно? Для начала — мне хватило бы «не войны». «Мир», конечно, крайне желателен, но я прекрасно понимаю, что у Вас нет никаких оснований для доверия. Тем не менее, хочу попытаться договориться о ненападении. А в дальнейшем, о возможном союзе против пришедших извне сил.
— И какие именно силы Вы ждете извне?
— Откуда же мне знать! Если это будут представители законной власти, или просто вменяемые люди — я готов к диалогу. Но своих бывших товарищей, как и представителей иностранных государств, мне не хотелось бы пускать на территорию области.
— Ладно, придут — посмотрим. Что еще?
— Хотелось, чтобы Вы не препятствовали нашим эмиссарам в заключении договоров на поставки продовольствия в город. И в выполнении сторонами этих договоров.
— Слушай, — не выдержал Пчелинцев, — ты бандит или юрист? По-русски говорить можешь?
— Одно другому нихрена не мешает, — осклабился Сухов, — а фигли ты меня в воротах держишь? Мог бы и присесть предложить. Уж об угостить чаем и не говорю. Сразу видно как ты к гостям относишься, Владимир Глебович.
— Да предыдущие шибко наглые попались. Проблема-то исчерпана, но осадок остался. Сам понимать должен, Валерий Николаевич. Ладно, проходи внутрь. Поговорим по-людски. — Майор чуть в сторону отступил, пропуская гостя. Тот, не оборачиваясь, махнул сопровождающим, что все нормально, мол.
Рахматулло Набиев, сержант Айнинского отдела внутренних дел республики Таджикистан, сидел на месте дежурного, сосредоточив взгляд где-то в районе входной двери. Таджикский сержант пытался решить вечную проблему русских интеллигентов: «Что делать?». Получалось это у таджика так же плохо, как и у русских.
Из всех сотрудников отдела он остался единственным, кто еще являлся на работу. И сомнения в правильности собственного поведения глодали сержанта всё сильнее. Власти нет, указаний нет, бандиты наглеют с каждой минутой, противопоставить им совершенно нечего... Может, проще прихватить штатное, а лучше нештатное, оружие и сидеть дома? По примеру сослуживцев. Нет никаких гарантий, что пока он болтается здесь, какие-нибудь отморозки не потрошат его семью.
На улице зарычал и вскоре замолк мотор автомобиля. Хлопнула дверь.
— Ассалам алейкум, Рахматулло-ака!
Сержант опустил поднятый было автомат.
— Ваалейкум ассалам, Бахреддин-ака! Какими судьбами в наши края?
— Да вот, езжу, смотрю, думаю, как жизнь строится, что люди делают.
— И что увидел, спасатель?
— Порядка нет, ака! Совсем нет порядка. Каждый бандит хочет беком стать! У вас поспокойнее... Ты на месте...
— Но месте, вот только один. И то... Ходили слухи, Ахмет Ахмадов сюда идет. Вот до него и порядок. Думал, отделом остановим, а где он отдел... Разбежались, шакалы...
— Ахмет не придет, брат. Бек хотел съесть казан плова больше своего желудка.
Сержант заинтересованно посмотрел на спасателя.
— И?
— Сердце не выдержало... А у его джигитов оказались слабые головы...
— Это хорошая новость, ака. Единственная хорошая за последнее время. Но она мало что меняет. Кто-то другой придет. Или наш капитан опомнится. Сам баши быть захочет...
— Что делать думаешь, сержант?
— Не знаю, лейтенант. Просто не знаю. Если бы где-то оставалась власть, уже бы вышли на нас. Вот сижу, думаю...
— У тебя сколько детей, Рахматулло?
— Пять. Зухра шестого носит!
— Вот о них и думай, ака.
— Что может джигит без кунаков, Бахреддин? Уйти в горы? Один не прокормлю семью...
— Зачем один? Есть хорошая компания. Те, кто приласкал Ахмета...
— А своих перевез, старлей?
Скулы гостя затвердели...
— Не успел... Душанбе...
— Извини, брат...
Несколько секунд помолчали.
— Ты серьезно, Бахреддин-ака? Насчет гор.
— Да. Уйти можно прямо сейчас.
— Оружейка нужна?
— Не без этого. Лучше нам, чем бандитам.
Рахматулло задумался... Бахреддин — хороший мужик... Правильный... А к какой-то стае прибиваться, все равно надо. Пожалуй, это неплохой вариант. Вряд ли он приехал один...
— А если откажусь? Убьете?
— Кери хар! Ты совсем с катушек слетел, сержант! Все нужное заберем, и все дела. Мешать будешь — свяжем. Убивать-то зачем? Ты никому зла не чинил.
— Держи ключи, ака. И зови своих ребят. Пойду семью собирать.
— Машину возьми.
— Есть транспорт. Здесь дождитесь. Я быстро...
Разговор продолжили в столовой.
— Итак, чего хочешь, — спросил Пчелинцев, отхлебывая чай.
— Воевать с тобой не хочу — это раз. Если казахи какие придут, или китаезы, то помощи — это два. Мои ребята будут с крестьянами за жратву договариваться — не мешай, — Сухов предостерегающе поднял руку. — Грабежей не будет, только честная покупка или обмен. Собственно, и всё. Торговать тоже можно, только вот не знаю, чем. Оружие же не продашь. Ты же честный.
— Не продам. А что предложить взамен можешь?
— А что надо?
— Давай не будем пейсами трясти, изображая евреев на одесском Привозе.
— Майор, я действительно не знаю, что вам надо. Свободный доступ в город — без проблем. Что-то нужно из уцелевшего — надо смотреть, что... Хочешь в штабе округа генеральское кресло спереть — не удастся. Нет ни кресла, ни кабинета. Про генерала точно не скажу. Там от трупов даже головешек не осталось...
Пчелинцев поморщился. И снова отхлебнул горячий чай.
— Я тебе скажу — что. Только сперва покажи, что от города осталось. А кресло генеральское мне без надобности. И майорского хватает.
— Доставай карту. У вас ведь наверняка запас.
Следующие полчаса оба сидели, склонившись над схемой Новосибирска, разбираясь в пятнах городских кварталов. Пчелинцев пожевал измочаленный карандаш.
— Короче так, порешаем в таком аспекте. Мне нужно всё медоборудование с «Врачебной Практики». И весь их персонал. Выживший который, ясный пень. Чтобы у меня госпиталь нормальный был. Не спорь, ты первый пользоваться прибежишь. Сам же говоришь, что тебя туда не пустят ни при каких раскладах, ибо
