— Ахмадов хочет золота. Он не отступится: это богатство, роскошь, дополнительные наемники. Увеличив силы, сможет захватить Пенджикент. После этого, нынешний мелкий бандит станет величиной. Конечно, нам это невыгодно. Но удерживать рудник — это платить жизнями наших ребят, — убеждал Алябьева Давид.
— Значит, надо сделать так, чтобы ему стало невыгодно добывать здесь золото. — сопротивлялся Генка. — Почему он сейчас не пытается штурмовать?
Директор был прав. Но не совсем. Одну попытку штурма бандиты вчера предприняли. Но какую-то вялую и неуверенную. И, напоровшись на огонь почти двадцати стволов, быстро откатились назад.
— Думаю, он в курсе ваших проблем с продуктами. Хочет взять измором. Ему нужен не только рудник, но и специалисты. Ваши беглые работники смогут добывать золото без вас?
— Нет. Это, по сути, чернорабочие. Подай-принеси, стучи — не стучи. Может копать, а может и не копать. А если засыпать взрывами дорогу... Без транспорта здесь делать нечего.
— Бессмысленно. Разгребут. Подгонят бульдозер, или сотню таджиков с лопатами...
— Не разгребут. — впервые за всё совещание вмешался Батяев.
— Почему? — спросил Генка.
— Извините, Геннадий Аполлонарьевич...
Дальнейший план родился быстро.
— Операция «Большой Блеф», — откомментировал его Давид. — Мне нравится, вполне в духе «Шабака»!
Это было вчера. А сегодня планировалось вывести гражданских. А заодно заложить заряды. Но... На утренней связи Санки передали приказ Виктора не начинать эвакуацию, до подхода дополнительных сил.
— Пришедшие разъяснят. — откоментировали Санки. — Надо выждать день.
— Почему? — спросил Генка Давида.
— Не знаю. Но Витя ошибается редко. Надо подумать. — ответил тот. — чем Виктор от меня отличается? Я в первую голову спортсмен. Он — спасатель...
Кошмар дневного сна опять пришел ночью. Только теперь у Бори был автомат, и он, в конце концов, пускал его в дело. Хорошо видимые в воздухе пули медленно летели к груди солдата, неторопливо просверливали в ней большие неаккуратные дыры, из которых фонтаном била кровь, расплескиваясь по земле и забрызгивая Бориса.
Утром Боря встал злой и измученный. Мелькнула трусливая мысль не бегать сегодня. Раз теперь его тренирует Урусов, пусть он и определяет нагрузки. Мысль не понравилась. Он тряхнул головой, как бы прогоняя сомнения, и потянулся за кроссовками.
Привычное и монотонное занятие развеяло и сонливость, и остатки кошмаров. Усталость тоже куда- то ушла. Задумавшись, он пробежал в полтора раза больше обычного и продолжал бег. В голове окончательно прояснилась, но в ней никак не укладывалась такая простая, но дикая для Бориса, истина: надо научиться бить и убивать людей. Убивать!!! Вот прямо сейчас пойти и убить.
Боря никак не мог определиться. Одно дело вызваться, а совершенно другое... Мелькали самые разные идеи. И вообще не стрелять, просто постояв в строю расстреливающих. И выпустить пули над головами приговоренных. И честно отказаться от участия в тяжелом мероприятии. Но каждый раз, когда освобождающее от мук решение, казалось бы, уже пришло, перед глазами вставало лицо мамы, а в ушах звучал ее тоскующий голос: «Где ты, Боренька? Жив ли? Увижу ли я тебя?». И он снова погружался в сомнения, наматывая новые и новые круги по спортплощадке базы, как две капли воды похожей на такую же в городке бригады.
Он пробегал и общий подъем, и завтрак, и только когда уже пора было идти получать оружие, Боря решился.
— Я приду, мама. — чуть слышно прошептал он. — Я обязательно приду. Только немного позже. Мне слишком многому надо научиться, чтобы суметь дойти. Но я приду.
И Борис Юринов, международный гроссмейстер, восходящая звезда и надежда самарских, да и российских, шахмат, чемпион мира среди юниоров две тысячи десятого года, пошел получать автомат, чтобы впервые в жизни выстрелить в человека. С четко и осознанно поставленной целью: убить.
Легко сказать: «закрыть дорогу». А как? Только кажется, что в горах это можно сделать в любом месте. А на деле... Вот где и как ее перекрывать?
Проще всего рвануть хороший заряд на склоне перед Иматом, где дорога врезана в стену. Один «бум», и никакая скорая помощь не поможет. Только врубаться дальше в скалу, что совершенно нереально. Но перекрыть проезд так высоко — значит отдать бандитам Маргузор. Делать это надо значительно ниже, между кишлаками. А там таких прелестных местечек нет. Единственная трудность при подъеме — серпантин. Вот только...
Ехать там трудно. Но и сделать так, чтобы, пути вообще не было, тоже не просто. У Стаса мелькнула мысль заровнять склон бульдозером. Не зря же вчера эту дуру притащили аж с самого карьера до лагеря, а сегодня сюда.
Но Леха и Лайма встали на дыбы. Либо потом придется бросить Пушистика внизу, на что они были категорически не согласен, либо... Там, где пройдет один трактор, пройдет и другой!
Малыш представил себе картину «танковой» битвы за Маргузор: пятнадцать маленьких бульдозеров, цепью карабкающихся на склон при поддержке пехоты, и Пушистика, скатывающего заранее заготовленные круглые камни размером с «Жигули». Конкретный сюрреализм, хоть Маргузор в Прохоровку торжественно переименовывай!
После этого главный военинженер отправился искать другие варианты, оставив «бульдозеристов» целоваться в кабине.
Нужная точка нашлась чуть ниже. Пасруд-Дарья прижималась к идущей вдоль склона дороге почти вплотную. Проезд затруднен не был, но объехать даже небольшой завал нереально. Оставалось только этот завал соорудить.
Вот тут Малыш задумался. Завал или заводь? Если организовать пару воронок хорошей глубины, река доделает остальное. Не просто озерцо получится, изменится русло, при таком течении засыпать образовавшуюся дырку будет очень большой проблемой. В общем — лучший вариант. Правда, рыть шурфы придется вручную. А после взрыва, возможно, и грунт убирать лопатами. Ну чего Леха экскаватор не нашел... Ладно, отправим его за это в Пасруд, пусть доломает то, что не доломал вчера. Не получилось случайно, пусть рушит целенаправленно.
Но вариант крайне соблазнительный... Стас достал из кармана карандаш и кусок бумаги и начал рассчитывать схему закладки...
Хотя общее построение было назначено на полдевятого, собираться начали, чуть ли не с рассветом. Тем более, что Пчелинцев отменил все работы и занятия. Кроме самых насущно необходимых, типа дежурных на узле связи, нарядов на охрану периметра и всяких поваров.
Точно причину никто не знал, но догадывались: слухи расходятся по людям очень быстро. Все знали, что ефрейтор Коротков, обнаружив, как он сам выразился, «бесхозную» медсестру из эвакуированных, попопытался познакомиться с ней максимально близко, абсолютно не интересуясь согласием девушки. Прибежавший на крики лейтенант Терентьев сорвал Короткова, а потом пинал, пока ефрейтор не потерял сознание. Недаром летеха лучший рукопашник в бригаде...
Как поступят с Коротковым, никто даже предположить не мог. Терентьев, конечно, орал, что таких расстреливать надо. Но не расстреляют же, в самом деле, безо всякого суда и следствия. Вот и шуршало по
