Когда возвращалась первая кукла, экспериментатор спрашивал у детей, где кукле следует искать свой шарик. Дети с синдромом Дауна и дети без отклонений в развитии прошли тест одинаково хорошо: они ответили, что кукла будет искать шарик в корзине, то есть там, где она его оставила. Однако 16 из 20 детей-аутистов сочли, что кукле стоит искать шарик там, где он в действительности находился, а не там, где она его оставила. Таким образом, эти дети верили в существование одной истины, будучи не способными определить границы человеческого восприятия.
Другой всемирно признанный знаток синдрома Аспергера, австралийский психолог Тони Этвуд, считает, что нарушенная способность строить модель внутреннего сознания других приводит к тому, что люди с синдромом Аспергера понимают все, что слышат, буквальным образом. В одной из книг он упомянул ребенка, который в ответ на просьбу учителя 'показать, как он видит' нечто, нарисовал в конце сочинения картинку.
Убежденность в том, что люди имеют в виду в точности то, о чем говорят, заставляет аутистов смеяться над соображениями, напоминающими прогноз погоды: 'Международное положение сегодня напряженное'. Кроме того, такие дети верят, что мир таков, каким его им описали. 'Подозреваю, что у многих особо сознательных граждан синдром Аспергера, — пишет Этвуд. — Я встречал людей, которые всерьез принимали корпоративный кодекс поведения и сообщали об его нарушении сослуживцами. Их очень удивляло, что их усилия не находили поддержки у начальников и коллег'.
Так что, видимо, не случайно основателями диссидентского движения в СССР стали математики и физики. Советский Союз не был подходящим местом для людей, которые воспринимали вещи буквально и ожидали, что мир устроен предсказуемо, логично и честно.
Маткружки, один из которых вел Рукшин, давали им временное убежище. Сергей Рукшин считал своей миссией уберечь 'белых ворон' от школьной 'стаи' и видел в социальной отчужденности признак математической одаренности. Когда я впервые интервьюировала Рукшина, у дверей его ждал одиннадцатилетний мальчик. Мать привела его к Рукшину, чтобы тот 'посмотрел' на него. Предполагалось, что Рукшин пару часов будет давать ему задачи и решит, годится ли мальчик для занятий в его математическом кружке.
В назначенное время Рукшин открыл дверь кабинета, чтобы взглянуть на появившегося мальчика. Тот тихо сидел на стуле в коридоре. 'У него есть способности, — заявил Рукшин. — Я это вижу сразу'. Я знаю, что он имел в виду. Мальчик был бледен, неуклюж и имел отсутствующий вид. Если бы Этвуд или Бэрон- Коэн взглянули на него, то, возможно, увидели бы привычную картину (неловкость движений и неадекватная мимика входят в число очевидных симптомов синдрома Аспергера). Практически все, что люди рассказывали мне о поведении Перельмана начиная с его занятий в математическом кружке, укладывается в типичную картину синдрома Аспергера. Его пренебрежение правилами гигиены разделяют все люди с синдромом Аспергера. Для них это — неудобство, причиняемое непостижимым миром социальных норм. Проблема с артикуляцией своих решений тоже типична. 'Люди с синдромом Аспергера часто увязают в деталях, — утверждает Бэрон-Коэн. — Они не понимают, что можно оставить за скобками. И им не важно, что именно хочет узнать собеседник'.
Это проблема построения модели сознания другого человека: аутист не старается быть понятым, а просто рассказывает. Бывшие однокашники Перельмана рассказали мне, что Гриша всегда охотно отвечал на вопросы, касающиеся математики. Трудности возникали, если тот, кто задал вопрос Перельману, не понимал его ответа. 'Гриша был очень терпелив, — вспоминала бывшая одноклассница Перельмана. — Он мог повторять одно и то же объяснение снова и снова. Он просто не мог вообразить, что кому-то трудно его понять'. Она попала в точку: Перельман действительно не мог себе это представить.
Его непростые отношения с решениями тоже можно интерпретировать. Если у Григория Перельмана синдром Аспергера, то способность увидеть картину целиком является одним из его самых необычных недостатков. Английские психологи Ута Фрит и Франческа Аппе называют это качество 'слабостью центрального согласования'. Оно характеризует мышление людей, страдающих расстройствами аутического спектра, которые фокусируются на деталях, игнорируя целую картину. Чтобы увидеть всю картину, им приходится составлять элементы (скажем, элементы периодической таблицы) по схеме, что систематики находят чрезвычайно удовлетворительным.
'Наиболее интересными являются те факты, которые могут служить свою службу многократно, которые могут повторяться, — писал более ста лет назад Анри Пуанкаре, один из великих систематиков. — Мы имели счастье родиться в таком мире, где такие факты существуют. Представьте себе, что существовало бы не бо химических элементов, а бо миллиардов и что между ними не было бы обыкновенных и редких, а что все были бы распространены равномерно. В таком случае всякий раз, как нам случилось бы подобрать на земле булыжник, была бы большая вероятность, что он состоит из новых, нам неизвестных, элементов. Все то, что мы знали бы о других камнях, могло бы быть совершенно неприменимо к нему. Перед каждым новым предметом мы стояли бы, как новорожденный младенец; как и последний, мы могли бы подчиняться только нашим капризам и нашим нуждам. В таком мире не было бы науки; быть может, мысль и сама жизнь в нем были бы невозможны, ибо эволюция не могла бы развивать инстинктов сохранения рода. Слава богу, дело обстоит не так!'[5]
Люди с синдромом Аспергера постигают мир камушек за камушком и бывают очень благодарны периодической таблице, позволяющей им распознавать их узор. Описывая положение людей с синдромом Аспергера в социуме, Тони Этвуд прибегает к метафоре рассыпавшегося пазла, состоящего из пяти тысяч фрагментов. Нормальные люди (нейротипики) имеют образец — целое изображение на коробке из-под пазла, что говорит об их социальной интуиции. Люди с синдромом Аспергера складывают головоломку наугад, с трудом подбирая фрагменты. Вероятно, правила Перельмана наподобие 'не развязывай ушанку, если не находишься в помещении' и 'читай книги из школьной программы' как раз и были попытками смоделировать отсутствующую картинку на крышке пазла элементами периодической таблицы, описывающей мир. Он мог жить, только твердо придерживаясь этих правил. В перельмановском сценарии почти не оставалось места для тонкостей и вариаций человеческого поведения. Число социальных связей, в которые он был вовлечен, за восемь лет сократилось. Социальные навыки и терпимость, которые Перельман демонстрировал, когда учился в аспирантуре и после, во время стажировок, были адекватными, хотя и не блестящими. Но без употребления они 'заржавели'.
Люди с синдромом Аспергера вполне способны к социальному взаимодействию, хотя оно и не кажется им естественным, как нейротипикам. Джон Элдер Робисон, описавший в мемуарах жизнь человека с синдромом Аспергера, определил социализацию как компромисс. Она как будто обкрадывает человека, частично лишая способности к сосредоточенности. Правило работает и в обратную сторону: напряженная сфокусированность Перельмана на одном предмете на протяжении нескольких лет, похоже, лишила его социальных навыков. Можно только догадываться, как покоробил его спор о политике, который затеяли на вечеринке у Андерсона хозяин и его гость Джефф Чигер, с каким неудовольствием он участвовал во всем, что находил 'лишним', или как он отказывался понимать иронию по поводу своей работы (например, соображение о том, что его достижение может отвратить людей от изучения топологии). Ведь у него были большие ожидания. Он преподнес математике великий дар, а она едва отреагировала, взамен настоящего признания предлагая ему какие-то подачки. Нет ничего удивительного в том, что он разочаровался в математике.
Пока разочарование Перельмана касалось только международного математического истеблишмента. Институт им. Стеклова, а точнее, после разрыва с Юрием Бураго, лаборатория Ладыженской оставалась его убежищем. Перельман возобновил свою деятельность в институте: несколько раз в неделю он посещал семинары и иногда заходил проверить электронную почту.
В месяцы, предшествовавшие лекционной поездке Перельмана в Америку, он поддерживал отношения только с Ольгой Александровной Ладыженской, своим новым напальником. Она умерла в январе 2004 года в возрасте 82 лет. Теперь Григорий Перельман почти ни с кем не говорил. Вскоре после возвращения из США он подготовил последний вариант доказательства гипотезы Пуанкаре, который в июне опубликовал на сайте arXiv. После он, по-видимому, взялся за новую задачу. Перельман, как обычно, воздерживался от ее обсуждения, но, по всей вероятности, теперь он занимался чем-то, что было близко к сфере научных интересов Ольги Ладыженской.
Потом Перельман получил повышение по службе: он стал ведущим научным сотрудником лаборатории математической физики. Обычные кандидаты наук редко получают такую должность. Доброжелатели из
