Э г м о н т. Да, дитя. И цепь и самый знак наделяют того, кто их носит, благороднейшими преимуществами. На земле я не признаю над своими деяниями никакого судьи, помимо гроссмейстера ордена с собранием капитула его рыцарей.
К л е р х е н. О, ты мог бы позволить всему свету судить тебя! Бархат что за красота! А позумент! А шитье! Не знаешь, на что смотреть.
Э г м о н т. Можешь досыта насмотреться.
К л е р х е н. И Золотое Руно! Вы рассказывали мне его историю и говорили, что это - знак всего великого и неоцененного, что можно заслужить и снискать усилиями и старанием. Это - великая ценность. Я могу сравнить ее с любовью твоей. Как раз так я у сердца ношу ее, а после...
Э г м о н т. Что хочешь ты сказать?
К л е р х е н. После - вовсе не похоже.
Э г м о н т. Как так?
К л е р х е н. Я снискала ее не трудом и стараниями, я ничем не заслужила ее.
Э г м о н т. В любви бывает иначе. Потому ты и заслужила ее, что никак не искала. И вообще только те люди обыкновенно и приобретают ее, которые за ней не гонятся.
К л е р х е н. Не по себе ли ты так об этом судишь? Не на себе ли сделал ты это гордое наблюдение? Ты, всем народом любимый?
Э г м о н т. Когда бы я для него хоть что-нибудь сделал! Когда бы мог делать! Его добрая воля - любить меня.
К л е р х е н. Ты сегодня, вероятно, был у правительницы?
Э г м о н т. Да, у нее.
К л е р х е н. Вы с ней хороши!
Э г м о н т. Иногда кажется, что так. Мы друг с другом любезны и предупредительны.
К л е р х е н. А по душе?
Э г м о н т. Я к ней очень хорошо отношусь. У каждого свои цели. Это делу не вредит. Она превосходная женщина, знает своих слуг и могла бы видеть вещи достаточно глубоко, не будь она в то же время недоверчива. Я доставляю ей немало беспокойства, потому что за моими действиями она ищет постоянно каких-то тайн, а никаких тайн у меня нет.
К л е р х е н. Совсем никаких?
Э г м о н т. Ну вот! Нельзя же кое-чего и не утаивать. Всякое вино с течением времени осаждает на дно бочек винный камень. А все-таки еще лучшее для нее развлечение - принц Оранский, и всегда новая задача. Она вбила себе в голову, что в нем постоянно имеется что-нибудь таинственное. И вот она то и дело по лбу его разгадывает его мысли, а по походке - направление его пути!
К л е р х е н. А она притворяется?
Э г м о н т. Правительница... и ты спрашиваешь?
К л е р х е н. Простите, я хотела сказать: есть ли в ней искренность?
Э г м о н т. Не больше и не меньше, чем в каждом, кто хочет достигнуть своих целей.
К л е р х е н. Мне бы не найти своего места на свете. А ведь в ней мужской дух, она не такая женщина, как мы, швеи да стряпухи. Великая, отважная, сильная!
Э г м о н т. Да, пока все вверх дном не идет. А на этот раз она немножко растерялась.
К л е р х е н. Как так?
Э г м о н т. А у нее ведь усики над верхней губой и иногда припадки подагры. Настоящая амазонка!
К л е р х е н. Величественная женщина! Я бы боялась явиться перед ней.
Э г м о н т. А ведь ты неробкого десятка. Это был бы не страх, а только девическое смущение.
Клерхен опускает глаза, берет его руку и прислоняется к
нему.
Я понимаю тебя, милая девушка! Смело подыми глаза. (Целует ей глаза.)
К л е р х е н. Дай помолчать! Дай мне так держать тебя! Дай мне смотреть в глаза твои! Все в них находить: отраду и надежду, радость и печаль. (Обнимает его и смотрит на него.) Скажи мне! Я не понимаю! Ты Эгмонт? Граф Эгмонт? Великий Эгмонт, которому так удивляются, о котором в газетах пишут? За которого горой стоят провинции?
Э г м о н т. Нет, Клерхен, это не я.
К л е р х е н. Как?
Э г м о н т. Видишь ли, Клерхен... Дай мне сесть. (Садится. Она становится перед ним на колени на скамеечку, кладет руки на его колени и смотрит на него.) Тот Эгмонт - угрюмый, жестокий, холодный, Эгмонт, который должен замыкаться в себе, то так, то этак менять свое лицо, который истерзан, непризнан, запутан, в то время как люди считают его веселым и радостным; любим народом, который не знает, чего хочет; почитаем до небес, превознесен толпой, с которой нечего делать; окружен друзьями, на которых не смеет положиться; подстерегаем людьми, которые всеми способами стараются стать ему поперек дороги в работе и заботе, часто без пользы, почти всегда без награды. О, не заставляй меня рассказывать, как ему живется, каково у него на душе! А этот, Клерхен, - спокойный, открытый, счастливый и понятый самым лучшим сердцем, которое и он знает до конца и с переполняющей душу любовью и верой прижимает к своему. (Обнимает ее.) Это твой Эгмонт!
К л е р х е н. Так дай мне умереть! Для меня нет радости на свете помимо тебя!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
УЛИЦА
Еттер. Плотник.
Е т т е р. Эй! Тс... Эй, сосед, одно слово хочу сказать!
П л о т н и к. Иди, куда идешь, и не волнуйся.
Е т т е р. Одно словечко! Ничего нового?
П л о т н и к. Ничего, кроме того, что нам опять запрещено разговаривать.
Е т т е р. Как?
П л о т н и к. Подойдите хоть сюда, к дому. Остерегайтесь! Герцог Альба, сейчас же как прибыл, издал приказ, по которому, ежели двое или трое разговаривают вместе на улице, они без всякого следствия объявляются виновными в государственной измене.
Е т т е р. Ох-ох-ох!
П л о т н и к. Под страхом бессрочного заключения запрещено разговаривать о государственных делах.
Е т т е р. О наша свобода!
П л о т н и к. И под страхом смертной казни никто не смеет порицать действия правительства.
Е т т е р. О головы наши!
П л о т н и к. И с большими посулами отцам, матерям, детям, родственникам, друзьям, слугам будет предложено доносить особо для того учрежденному присутственному месту о том, что делается у них в доме.
Е т т е р. Пойдемте по домам.
П л о т н и к. А послушным обещано, что они не потерпят никакого ущерба ни жизни своей, ни вере, ни собственности.
Е т т е р. То-то милостиво! На меня сейчас же тоска напала, как только герцог въехал в город. С той поры мне все сдается, будто небо черной кисеей затянуто и так низко нависло, что приходится нагибаться, чтоб его не задеть.
П л о т н и к. А солдаты его как тебе понравились? Не правда ли, это совсем не той породы раки, чем привычные прежде нам?
Е т т е р. Тьфу! Даже сердце щемит, как увидишь, что этакий отряд по улице идет. Один к одному, ровно свечи, все на одно лицо, и шаг одинаковый, сколько их ни будь. А когда на часах они стоят, и ты которого-нибудь мимо проходишь, так он словно всего тебя насквозь глазами пронзить хочет, да такой с виду окостенелый, мрачный, что тебе на всяком углу чудится палач. Так-то не по душе мне они! Наша милиция была все-таки народ веселый, они кое-что себе позволяли, стояли себе, расставив ноги, заломив шапку набекрень, жили и другим жить давали, а эти молодцы - что твои машины, - в каждой по черту сидит.
П л о т н и к. А коли такой-то да закричит: 'Стой!', да приложится, как думаешь, остановится человек?
