Что сказал бы Генри Миллер...

видела во сне другого парня?

— Она бы такого не сделала.

— Ты хочешь сказать, что, если бы она была с тобой, ей бы никто другой просто не смог присниться?

— Да, — кивнул Джеси, однако особой уверенности в его голосе не прозвучало.

— Я хочу тебе втолковать, сын, что если девушка так себя ведет со своим бывшим приятелем, то она так же будет обходиться и с тобой.

— Ты так думаешь?

— Я не думаю. Я знаю. Посмотри на свою маму — она всегда по-доброму и с уважением говорит о своих старых приятелях. Вот почему она тебе никаких гадостей обо мне не наговаривала и меня по судам не таскала.

— Она бы никогда до такого не опустилась.

— Именно это я и пытаюсь тебе внушить. Если твоя мама так не поступала с другими, значит, и со мной так не поступит. Вот почему я решил, что тебя должна родить она, а не какая-нибудь другая женщина.

— А ты что, знал, что вы разбежитесь?

— Я тебе хочу сказать, что нет ничего зазорного в том, чтобы с кем-нибудь переспать, но ребенка рожать от кого угодно нельзя.

Больше Джеси мне вопросов не задавал.

У меня сохранился список кинофильмов (на желтых карточках, магнитиками налепленных на холодильник), которые мы смотрели, поэтому я знаю, что уже в первые несколько недель я показал Джеси «Преступления и проступки». Режиссерские работы Вуди Аллена того периода чем-то напоминают в спешке сделанное домашнее задание, как будто ему хотелось как можно скорее от них отделаться, чтобы перейти к чему-то другому. Но это что-то другое к разочарованию Аллена оказывалось следующей картиной. Как закручивающаяся вниз спираль. Но, как бы то ни было, сняв больше тридцати фильмов, он, возможно, выполнил свое жизненное предназначение; может быть, тем самым он получил право впредь делать все, что ему заблагорассудится.

И тем не менее, было время, когда Аллен один за другим снимал замечательные фильмы. Многие смотрели «Преступления и проступки» единожды, и — так бывает, когда читаешь рассказы Чехова, — с одного раза не все могли оценить ленту по достоинству. Мне всегда казалось, что эта картина позволяет зрителю увидеть мир глазами Вуди Аллена — как место, где людей, похожих на ваших соседей, и вправду иногда убивают, а бездельники и растяпы находят себе сногсшибательных подружек.

Я сказал Джеси заранее о том, как искусно выстроен фильм, как здорово продумано развитие истории отношений врача-окулиста (Мартин Ландау) и его истеричной любовницы (Анжелика Хьюстон). Достаточно лишь нескольких мастерских кадров, чтобы понять, насколько далеко зашли мужчина и женщина — от безумного увлечения друг другом до убийственного разлада.

Какое сложилось впечатление о картине у Джеси? Он сказал: «Мне кажется, в настоящей жизни мне бы Вуди Аллен понравился». На этом мы и остановились.

Потом я показал ему документальный фильм «Вулкан: исследование о жизни и смерти Малькольма Лаури». «Вулкан» — лучший документальный фильм, который я видел в жизни, это все, что я могу сказать о нем. Когда больше двадцати лет назад мне впервые довелось вести передачи по телевидению, я спросил у старшего продюсера, слышала ли она об этом фильме.

— Ты что, шутишь? — она вскинула брови. — Именно из-за него я и пришла на телевидение. — Она наизусть могла цитировать из фильма целые отрывки, вот такие, например: «Если ты не пьешь как я, тебе никогда не понять красоту старухи, которая в баре при магазине играет в семь утра в домино».

Фильм рассказывает о том, как состоятельный парень, Малькольм Лаури, в двадцать два года уехал из Англии, постоянно поддавая, мотался по свету, обосновался на некоторое время в Мексике и начал там писать рассказ. По прошествии десяти лет, пропустив с миллион рюмашек, он превратил этот рассказ в величайший роман, посвященный питию — «У подножия вулкана», причем в ходе этого процесса едва сам не сошел с ума. (Совершенно непонятно, почему большая часть этой книги была им написана в жалкой лачуге в десяти милях к северу от Ванкувера.)

Есть такие писатели, сказал я сыну, жизнь которых вызывает не меньшее удивление и восхищение, чем то, что они сумели написать. В их числе я упомянул Вирджинию Вульф (она утопилась), Сильвию Плат (которая покончила с собой, отравившись газом), Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда (спившегося по глупости и слишком рано умершего). К их когорте можно отнести и Малькольма Лаури. Его роман — одно из самых романтичных литературных творений, восхваляющих самоуничтожение.

— Мне страшно становится, — добавил я, — при мысли о том, как много юношей в твоем возрасте напиваются вдрызг, смотрятся в зеркало и им кажется, что оттуда на них глядит Малькольм Лаури. Сколько ребят думали, что занимаются чем-то более важным, более поэтическим, а на деле просто разбивали себе жизнь. — В доказательство своих слов я прочитал Джеси отрывок из романа: — «Я представляю себя великим первопроходцем, — писал Лаури, — который открыл удивительную землю, откуда нет пути назад, чтобы поведать об этом миру. Но название этой земли… ад».

— Господи! — произнес Джеси, откинувшись на спинку кушетки. — Ты считаешь, он и вправду так думал? Он в самом деле видел себя таким?

— Да.

Мой сын немного подумал и сказал:

— Я знаю, это, конечно, не так, но складывается впечатление, сам не пойму почему, будто тебе хочется куда-то уйти и разом со всем покончить.

Тогда я попросил его обратить особое внимание на текст к этому документальному фильму, который по качеству нередко не уступает прозе самого Лаури. Одним из примеров этого может служить описание канадским режиссером Дональдом Бриттеном того, как Лаури поместили в психиатрическую больницу в Нью-Йорке: «Здесь содержались существа, продолжавшие жить, несмотря на то что привести их в нормальное состояние уже не было возможности. Этот мир не имел ничего общего с обеспеченным буржуазным укладом жизни, при котором, даже когда падают, знают, где подстелить мягкую соломку».

— Ты считаешь, я еще не дорос до того, чтобы читать Лаури? — Джеси посмотрел на меня.

Хороший вопрос. Я знал, что на нынешнем этапе его жизни он потеряется уже на первых двадцати страницах этой книги.

— Перед тем, как ты станешь его читать, тебе надо знать и о некоторых других книгах, — ответил я.

— О каких?

— Чтобы понять это, люди ходят в университет, — объяснил я.

— А без университета прочитать другие книги нельзя, что ли?

— Можно. Но обычно люди их не читают. Некоторые книги читают только тогда, когда тебя заставляют их читать. В этом и заключается смысл системы образования. Когда ты учишься, тебе приходится знакомиться с массой вещей, которые просто так тебе бы и в голову пришли.

— Разве это хорошо?

— По большому счету да.

Иногда, возвращаясь домой с работы, Тина видела, как я пытаюсь выманить Джеси наверх из его логова зажатой в руке булочкой — как будто дрессирую дельфина в аквариуме.

— У мальчика очень заботливые родители, — иногда замечала она.

Этот послеобеденный ритуал не мог не вызывать у нее горькое чувство досады, потому что сама она, чтобы кончить университет, работала и летом, и на каникулах, и даже в выходные.

Теперь мне хотелось бы сказать пару слов о Тине. Лет пятнадцать назад, когда я впервые увидел ее в отделе новостей, она явно куда-то торопилась. В голове мелькнула мысль: «Она слишком хороша. Нечего и думать о ней».

Тем не менее, мы флиртовали несколько недель. Но мои ухаживания закончились после ее сурового замечания о том, что «со мной забавно пропустить рюмочку-другую», но «на роль близкого приятеля я не