придумала, как сообщить Энрике день и час побега, а для этого она тоже вынуждена была слукавить, сказав отцу, что шьет платье у доньи Эулохии.
— Мне надо съездить на примерку, чтобы донья Эулохия успела сшить платье к свадьбе Марии.
— Кто такая эта донья Эулохия? — спросил Мануэль. — Почему я ее не знаю?
— Это лучшая портниха в Санта-Марии! — не моргнув глазом, соврала Виктория. — Мне повезло, что я шью у нее.
— Тогда я поеду с тобой, — заявил Мануэль, разрушив план Виктории.
Она-то надеялась, что сопровождать ее будет мать, которой легче было бы объяснить странную реакцию Эулохии на их внезапный визит. Ведь та еще не знает, что она «портниха», и наверняка немало удивится, услышав о примерке.
Но Виктория все же отважилась на риск, поскольку это была единственная возможность связаться с Энрике.
Подъехав к дому Эулохии, она попросила отца подождать ее в карете, однако Мануэль и тут не оставил ей никакой свободы для маневра:
— Я провожу тебя, дочка. Хочу познакомиться с модисткой.
Эулохия растерялась при виде столь важных и неожиданных гостей, но Виктория не дала ей и слова сказать, взяв инициативу на себя.
— Я приехала за платьем, которое вы мне сшили, — произнесла она, подчеркивая каждое слово и рассчитывая на сообразительность Эулохии.
— Я? Сшила? — недоумевающе пробормотала та.
— Простите, я неточно выразилась, — поспешила исправить положение Виктория. — Мне известно, что платье еще не готово, для этого и нужна примерка. Позвольте познакомить вас с моим отцом.
— Наверно, нелегко шить для моей дочери? — вежливо спросил Мануэль. — У нее строптивый характер.
— Нет-нет, мы прекрасно ладим с сеньоритой Викторией, — улыбнулась Эулохия, смекнув, наконец, зачем понадобилась эта комедия. — Долорес, угости сеньора Мануэля чаем, а мы займемся платьем.
Оказавшись вдвоем с Эулохией в соседней комнате, Виктория изложила ей план побега, который та должна была передать Энрике.
— Ну, слава Богу! — облегченно вздохнула Эулохия. — А то сержант уже тут с ума сходит, не имея от сеньориты Марии никаких вестей. — Нас никуда не выпускают, а возле дома дежурят охранники. Пусть Энрике будет осторожен.
Когда они вышли из «примерочной», Мануэль выразил желание взглянуть на обновку Виктории, но она решительно замахала руками, сказав, что платье еще не готово и к тому же ей хочется преподнести отцу сюрприз в день свадьбы.
— Когда я надену это платье, ты увидишь, что твоя младшая дочь — настоящая красавица!
— Я и так это знаю, — добродушно усмехнулся Мануэль.
Дону Федерико, наконец, стало известно о краже в порту, и это заставило его о многом задуматься. К счастью, груз был застрахован, и убытков компания не понесла, но сам характер кражи свидетельствовал о том, что тут приложил руку кто- то из служащих, на которых Федерико привык во всем полагаться.
— У нас неприятности, — сказал он сыну. — Кража в порту, причем весьма странная.
— У нас? — насмешливо произнес Гонсало. — Мне казалось, эту торговлю ты считал только своей, а не общей.
— Перестань, — с досадой молвил Федерико. — Все мое станет твоим.
— Тогда допусти меня к делам! — тотчас же вступил в торг Гонсало. — Если бы я работал на твоем предприятии, эта кража могла бы и не случиться. Даже наверняка бы не случилась! Своего я никому не отдам.
Федерико внимательно посмотрел на сына, и тот, не выдержав его взгляда, вдруг засуетился:
— Я вижу, ты готов заподозрить меня. Верно я тебя понял? Ты всегда все сваливаешь на меня! Ох, как мне это надоело! Пойду-ка я лучше спать. Спокойной ночи!
На следующий день он, наконец, удосужился навестить свою невесту, которая с честью выдержала это испытание.
А дон Федерико отправился к нотариусу и внес изменение в завещание, назвав своими наследниками Гонсало Линча и Адальберто Гутьерреса.
Немало удивленный нотариус не удержался от вопроса:
— Скажите, дон Линч, а вашему сыну это известно?
— Нет. Он ничего не должен знать. Я сам ему сообщу, когда придет время.
Асунсьон понемногу обживалась в «Эсперансе», преодолевая сопротивление управляющего Вирхилио, который не желал признавать в ней хозяйку.
— Имейте в виду: я приехала сюда надолго, возможно, даже навсегда, — предупредила она Вирхилио. — Так что если вы хотите и дальше оставаться управляющим, то прошу безропотно выполнять все мои указания.
— Я постараюсь, — ответил он, — но у меня есть один хозяин — дон Мануэль. Только он может решить, работать мне здесь или нет.
— У меня тоже есть это право, — напомнила ему Асунсьон. — Поэтому советую вам смирить свой норов и спокойно заниматься делом.
Асунсьон не хотела начинать со скандала, потому что действительно собиралась осесть в «Эсперансе», где все напоминало ей о беззаботном детстве, где в тихие предзакатные часы она ощущала такой благодатный покой, о котором мечтала в шумной и суетливой Европе.
Легкий ветерок доносил с полей запахи цветущих трав, Асунсьон вдыхала этот целительный аромат и чувствовала, что большего счастья ей не надо.
В один из таких теплых, лучезарных вечеров к ней и приехала Хулиана.
Асунсьон очень обрадовалась гостье, но та привезла не слишком приятные новости.
— Фактически я бежала из Санта-Марии, — призналась она. — Мой бывший муж разорился и теперь не дает мне проходу. Хочет отобрать все мои сбережения. Боюсь, что он попросту может убить меня.
— Ты правильно сделала, приехав сюда, — поддержала ее Асунсьон. — Здесь ты будешь надежно защищена.
— Спасибо! — растроганно поблагодарила ее Хулиана. — Я знала, что вы мне поможете!.. Но это еще не все… Перед отъездом сюда я зашла в дом вашего брата — попрощаться с Домингой. И она рассказала мне чудовищные вещи. Вашим племянницам не разрешают выходить из дома. А свадьба сеньориты Марии состоится послезавтра.
— Я должна немедленно ехать в Санта-Марию! — тотчас же приняла решение Асунсьон. — Марии наверняка потребуется моя помощь. А ты, пожалуйста, располагайся здесь, отдыхай с дороги.
Вечером накануне побега Мария почти не выходила из своей комнаты и творила молитву, прося Господа помочь ей и Энрике.
Виктория же занималась более прозаическими делами: укладывала вещи сестры якобы для свадебного путешествия, но при этом собирала один чемодан, с которым и должна была бежать Мария.
Энрике тоже не находил себе места в ожидании завтрашнего дня.
— Какая несправедливость в том, что два человека вынуждены скрывать свою любовь, словно позорное клеймо! — говорил он Хименесу. — Ведь когда любишь, то хочется крикнуть на весь свет, что ты нашел ту единственную, с которой пройдешь по жизни до конца!
— Когда-нибудь у тебя будет такая возможность, — пытался успокоить его Хименес — Все должно получиться! Виктория вынесет чемодан с вещами Марии, подгонит в нужное место лошадей, Адальберто будет ее подстраховывать, а я отвлеку солдат, направлю их по ложному следу.
Легок на помине, Адальберто тоже пришел поддержать Энрике.
— Какое необычное распятие! Настоящее произведение искусства! — восхитился он, увидев в руках Энрике деревянный крест.
