повторилось несколько раз. «Hy и наплевать», — почему-то подумал Трассен, допивая пиво.
— Еще одну! — крикнул он. Граненая кружка играла перед глазами, как детский калейдоскоп, и Трассен, не увидев в ней больше изображения, медленно поставил ее на стол.
— Мистерия начинается! Мистерия начинается! Старая немецкая сказка в театре марионеток!
Зазывала в высоком красном колпаке, с золоченым жезлом заглянул в пивную и постучал жезлом по столику. Из окна был виден павильон театра марионеток с деревянными резными башенками. Около него горел единственный фонарь. Трассен отправился в театр марионеток.
...Темнота в балагане пахла опилками. На заднике сцены был нарисован орган. Перед ним стоял высокий черный куб, уставленный свечами. Коптящие язычки пламени рвались во все стороны, отбрасывая косые, неверные тени. Внутри черного куба живут куклы. Их прозвища и характеры известны с незапамятных времен. Давным-давно родилась в Германии эта старинная сказка — мистерия-притча о человеческой жизни.
И вот появляется первая кукла. Она вырастает из мглы, медленно поворачивая у публике свое улыбающееся восковое лицо. У нее льняные волосы, она одета в камзол. Несколько секунд кукла вглядывается в зал, и ее лицо как будто увеличивается, приближаясь к зрителям. Вот кукла взмахнула рукой, и началась сказка. Старая немецкая сказка.
— Я человек. Всего лишь простой человек! — говорит кукла, вытягивая вперед руки из широких рукавов. — Моя жизнь на исходе. Сегодня ко мне придет смерть.
Приходит Смерть — огромный подкрашенный скелет с желтыми огоньками в глазницах.
— Ты умрешь в полночь, Ганс, — говорит она.
— Я не хочу умирать, — отвечает человек.
Тогда приходит Любовь. У нее сверкающие золотые волосы, белое длинное платье, а на голове веночек.
— Пожалей Ганса, — просит она Смерть. — Ведь он еще так мало любил!
Но Смерть застывает в страшном оскале. Она не хочет ждать. Любовь горько плачет и исчезает. Тут выскакивает Черт. Он требует у Ганса его веру, его душу, его совесть.
— Вера тебе больше не нужна, — говорит Черт, — потому что тебя все равно не будет. А совесть? — тут Черт громко хохочет. — Совесть — лишний груз по дороге в ад.
Трассен снова почувствовал на себе чей-то взгляд. Слева от него через три места сидит человек с бугристым лицом, покрытым синеватыми пятнами. Где он его видел?
На сцене снова появилась Любовь с белым цветком в руке.
— Любовь летит, как свет, — произнес голос за сценой, жди ее. Она спасет тебя. Нет ничего в мире сильнее любви.
Длинные блики от свечей снова заметались по залу.
— Любовь сильнее смерти, — продолжает голос. — Она унесет тебя со скоростью света, ибо нет ничего в мире быстрее любви...
«Что за чушь? — подумал Трассен. — В природе не может быть скоростей, равных скорости света. И не может любовь иметь такую же скорость, как свет».
Однако в сказке все происходит иначе. Из раскаленной свечами тьмы выпрыгнули часы. Одни, потом вторые. Они громко застучали маятниками в глубокой тишине зала. Их громкое тиканье было похоже на стрекотанье гигантских кузнечиков. Но вот к циферблату первых часов протянулась страшная костлявая рука. На сцене снова появился скелет. Смерть схватила часы.
— Ровно в полночь ты умрешь, Ганс, — сказала она. — Твоя последняя минута наступит, когда мои часы пробьют двенадцать одновременно с твоими.
Ганс схватил обеими руками «часы своей жизни» и приник к ним. Стрелка медленно ползла. Ганс притронулся к ней пальцем, пытаясь ее задержать. Смерть захохотала и исчезла. Часы продолжали отсчитывать секунды. Человек остался наедине с уходящим временем.
Когда-то в детстве Трассен видел эту сказку, но она отличалась от сегодняшнего представления. Раньше все было просто: приходила Любовь и спасала человека от Смерти. А теперь появился этот фокус с двумя часами. Не сыграла ли и здесь свою роль запрещенная теория относительности? Интересно, чем кончится сказка?
И тут с потолка спустилось серебряное облако. Его круглые бока сверкали, как елочные украшения. Оно выплыло на середину сцены и остановилось. На облаке сидела Любовь.
— Иди ко мне, Ганс, — позвала она. — Мы полетим со скоростью света и уйдем от власти Смерти.
И человек, держа в руках «часы своей жизни», взошел на опустившееся облако. Облако стало подниматься к сводчатому потолку, и все увидели, что стрелки часов на облаке замедляют свой ход! Время потекло медленнее!
На сцене снова возникла Смерть. Она тоже держала в костлявых пальцах часы и жадно следила за ходом их стреле ч. Стрелки часов Смерти неумолимо приближались к двенадцати. И вот они начали бить. А человечек, улетающий на облаке, прижимал к своей груди другие часы, и они молчали. Их стрелка еще не достигла полуночи, потому что время часов, летящих «со скоростью любви», замедлилось...
— Глупая Смерть, — произнес голос за сценой, — она не знает, что движение изменяет время, и никогда не наступит одновременность между неподвижными часами Смерти и вечно движущимися часами Любви!
Три голоса запели старинную кантату. Человек под звуки музыки приземлился и показал посрамленной Смерти свои часы. На них было только без пяти двенадцать. Смерти не удалось осуществить страшную одновременность, и Ганс остался жив. Любовь восторжествовала.
Спектакль кончился.
ОТ ТРАССЕНА ТРЕБУЮТ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ТЕОРИИ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Трассен медленно выходил вместе с толпой из балагана. Все так же тускло светил единственный фонарь. Его окликнули. Он снова увидел перед собой человека с бугристым лицом. Теперь Трассен его вспомнил: это был Клаус Веске. Он подавил дрожь.
— Хайль! — негромко сказал Веске.
— Хайль, — ответил Трассен.
Веске усмехнулся. Испуг Трассена доставлял ему удовольствие.
— Давно не видались, — сказал он.
Трассен молчал.
— А я вас искал. Звонил вашему шефу, профессору Зауэру, — сообщил Веске.
— Ну и что?
— Все отлично! Вам поручено важное задание. Может быть, теперь вам, наконец, повезет, Трассен? А я всегда готов помогать старым приятелям.
— Что вам от меня нужно?
— Поужинать у Кемпинского, — Веске оперся на трость и кивнул на балаган. — Куколки играли сегодня в последний раз. Театр закрывается.
Тут только Трассен заметил, что у дверей балагана стоит автомобиль с открытыми дверцами и какие-то люди торопливо бросают в него свертки. Наблюдавший за погрузкой старик держал в руках погасшую трубку и что-то говорил срывающимся голосом.
— Что случилось? — спросил Трассен.
Веске насмешливо посмотрел на него.
— А как вам понравилась сегодняшняя сказочка? Я сразу учуял в ней идеи запрещенной теории относительности. Ловко сработано!
Трассен молчал.
— Вот почему мы решили прикрыть этот театр марионеток. С завтрашнего дня в балагане будут продавать мотоциклы. По пониженным ценам. И в кредит. Я сам собираюсь приобрести здесь «вандерер».
