Отец свирепо посмотрел на нее и поднялся.
— Черт, — рыкнул он — Пойду приму душ. Арман! Дьявольщина!
Собака, полагая, что ее зовут, вскочила и устремилась за ним вверх по лестнице.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Мне нет никакого дела, сколько ванн и прививок было у этой проклятой собаки, — жаловался Гарри Мейсон на следующий вечер. — Я не собираюсь делить с ней мою постель. Убирайся, псина!
Собака заворчала, скатилась с кровати и поплелась вон через открытую дверь.
Лори быстренько отодвинулась подальше, почти к самому краю.
— Вообще-то это
— Что правда, то правда, — пробормотал он, захлопывая дверь и возвращаясь к кровати. — И надеюсь, не услышу. Я заплатил сегодня девяносто две тысячи долларов за этот дом. Этот дом и все под его крышей!
— Я стою гораздо больше, черт возьми, — пробормотала Лори. Он поднял ногу и коснулся холодной ступней икры ее левой ноги. Она постаралась не вскрикнуть.
— Чем вы недовольны?
— Я вам не грелка, — огрызнулась она. — Грейте ноги, прежде чем ложиться в постель.
— Угу. Как романтично!
— Не припомню, чтобы в нашем контракте упоминалась романтика. — Но тебе бы хотелось, чтобы она была, призналась себе Лори. И как можно больше. Было что-то очень сложное в ее чувствах к доктору… Когда он сердился на нее, холодок пробегал по спине. А когда улыбался, все озарялось тихим светом. Когда он смеялся, ей приходилось крепко обхватывать себя руками, чтобы сдержать трепет. Сложно? А может, просто глупость с моей стороны? — думала Лори.
Рука скользнула по ее телу, и ладонь опустилась на ее левую грудь. Большая ладонь, которая нежно сжала и затем принялась двумя пальцами теребить сосок.
— Мягкая, — сказал он, удовлетворенно хмыкнув. — Вот почему так приятно обнимать настоящую женщину.
— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, — пробормотала Лори, отодвигаясь от него… и неожиданно упала на пол. — Проклятье, — выругалась она.
— На этой кровати хватило бы места для шестерых, — заметил доктор. Лори бросила на него свирепый взгляд. Он пододвинулся ближе и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
— Мне это ни к чему, — сердито сказала Лори. — У меня завтра три разных семинара, а синяки у меня появляются очень легко. Что скажут студенты, когда увидят синяки на моей… на мне?
— Лучше бы им ничего не говорить. Ни слова. А вам надо всего лишь сообщить им, что вы только что обручились, собираетесь замуж и прекрасно провели время. — Он протянул руку и слегка ущипнул ее грудь. — Ну а теперь, если вы вернетесь в постель, мы сможем…
Лори перевернулась на живот.
— Сможем что? — осторожно спросила она.
— Прекрасно провести время.
Лори медленно встала на колени. Ральф никогда так себя не вел. Неожиданно до нее дошло, что мужчины неодинаковы, и пока она размышляла на эту тему, Мейсон очутился рядом с ней. Стоя в мягком свете ночника.
Нет. Глаза говорили ей, что Ральф не был таким. Не таков и Геркулес, сражающийся со львом, который стоит во дворе университета. Как это называют?.. Корень жизни? Господи, Гарри Мейсон одарен так, что хватило бы на двоих. Мужчин. И, может быть, этого слишком много для одной. Женщины.
В этот момент Гарри просунул руку под ее колени и поднял ее с пола. Она ахнула, когда он крепко прижал ее к груди.
— Больно?
— Н-нет, — судорожно вздохнула она. Зачем говорить ему, как это восхитительно. Он легонько поцеловал ее в лоб и нежно опустил прямо на середину кровати.
— Вот так, — сказал он, отпуская ее.
— Да, — прошептала она. — Вот так. — Она немного отодвинулась, но не слишком далеко. Матрас прогнулся, и он присоединился к ней. — Вы никогда не носите пижаму?
— Никогда. Это тебе мешает?
— Вообще-то да, — честно сказала она. — Мешает.
Его левая рука скользнула под плечи Лори, а правая приоткрыла ночную сорочку, которая скрывала ее грудь. Не так уж трудно было высвободить ее.
— Вы…
— Вы… что?
— Я… забыла.
— Ну, значит, это не важно. Верно?
— Я… не знаю, как сказать. Мы с Ральфом никогда не говорили о таких вещах.
— Бедняжка.
Его рука медленно двигалась вниз по ее груди и добралась до затвердевшего соска. Озноб пробежал по ее спине.
— Ты как шелк.
— Большинство женщин такие… — Она счастливо вздохнула, чувствуя, как его рука гладит ей грудь. — Погасите лампу. Я не привыкла… при свете…
— Боюсь, мне не достать до нее. К тому же я привык к этому.
Вытянув руку насколько возможно, она сумела дернуть за шнур. Лишь отблеск лунного света проникал теперь сквозь незашторенное окно.
Гарри Мейсон что-то сказал. Лори тоже что-то сказала.
— Я не знал, что женщины употребляют такие выражения, — заметил доктор.
— Некоторые употребляют. — Его рука двинулась вниз — к месту, надо признаться, более чувствительному, чем грудь. Она задохнулась. Рука остановилась.
— Этот парень, Ральф… Сколько ты была замужем за ним?
— Три… три года или около того. Почему вы спрашиваете?
— Три года? Но, кажется, ты не слишком знакома с… техникой?
Большой вопросительный знак в конце. Он понял! Лори прикусила губу. Это был не страх, это был стыд.
— Что-то не получилось с этим замужеством?
— Можно сказать и так.
— Где он теперь?
— Был в тюрьме строгого режима в Уолполе, Массачусетс, — прошептала она.
— Там довольно круто. Настоящая каторга.
Она была рада, что свет выключен, но все равно нырнула с головой под одеяло. Он слегка подтолкнул ее локтем:
— И что же?
— Это самая суровая тюрьма в штате. Бежать оттуда очень трудно.
— Я знаю.
Он убрал руку с ее тела и натянул одеяло. Она почувствовала себя покинутой, тоскуя по его дразнящей руке.
— И что дальше?
— Ничего. — Она прикусила губу, чтобы не заплакать.
— Ты можешь сказать мне. Я все равно узнаю.