ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх

националистов разный сброд — большевиков и профессиональных революцио­неров, — таких людей, как, скажем, Парвус или Требич.

Состояние упадка, в котором оказалась Марина после войны, — это прозрачный намек на пораженную невиданной корруп­цией Веймарскую республику, в течение всего одной ночи Герма­ния превратилась в дом греха, где клятвопреступники смешались с рабами, охотниками и лесными бродягами. Охотники — это со­ циалисты, с которыми Биденгорн, командующий рейхсвером (Гренер, Сект, Шлейхер...), заключил зловещий пакт от имени кланов (высших классов) ради подавления Советских республик. Эти советы, в свою очередь, были инфильтрированы лесными бродягами, то есть коммунистическими агентами, явившимися из лесов — кровавых лесов большевистской России — и заполонившими равнины Кампании (Центральной Европы).

Ополчением против этих дьявольских орд стали Беловар с сыном Сомбором и двумя сворами собак: явно подразумева­лись Гитлер, тучный Геринг, СС и СА, маршировавшие под зна­менами, обагренными кровью мучеников 9 ноября 1923 года*,

«В воскресенье утром состоялась самая уникальная церемония Третье­го рейха — освящение флагов. Перед фюрером ставили «знамя крови», то самое знамя, которое несли повстанцы, убитые во время подавлен­ного путча 1923 года перед Домом полководцев в Мюнхене... Одной рукой канцлер брал полотнище кровавого флага и полотнища флагов, которые подлежали освящению. Вероятно, фюрер считал, что являет­ся проводником каких-то флюидов и через него благословение пав­ших мучеников передавалось на новые символы германской Отчизны. Чисто символическая церемония? Я так не думаю. В душе Гитлера, как и в душе каждого немца, неистребимо живет идея о своего рода мисти­ческой трансфигурации, аналогичной той, что подразумевают под благословением воды католическим священником, если даже не евха­ристии. Тот, кто не усматривает аналогии между освящением флага и освящением хлеба, тот ничего не понимает в нацизме. Я не знаю, ка­кой была Германия в стародавние времена. Но сегодня это великое, странное государство, более чуждое нам, нежели даже Индия или Ки­тай. Сам флаг подчеркивает это поразительное восточное впечатле­ние...» (Робер Бразильяш. «Les sept couleurs». Paris: Plon, 1939. pp. 123 -124)

намек на ритуал освящения флагов, введенный Гитлером в 1926 году (178).

Сюжет строится вокруг начавшейся экспедиции Бракмарта и принца: это вторжение в Россию — операция «Барбаросса», которую возглавили руководители СС (Бракмарт и его одержи­мость археологией предков) и юнкеры вермахта, символизиру­емые немым принцем, молчание которого возвещает трагиче­ ское предчувствие неминуемого конца. Юнгер, считавший своим долгом служить в армии*,

* Он действительно вступил в армию во время Второй мировой войны и служил офицером — некоторое время в оккупированном Париже, а йотом короткое время на Восточном фронте.

был, однако, убежден, что «па­стухи» Германии будут пожраны Сталиным — Красной Тряп­кой, — которого поддерживал сам сатана, Главный Смотритель. В конце романа большевики опустошают всю Европу, а посвя­щенные нацисты покидают мраморные скалы и «возвращаются домой», в дубовые рощи своих рыцарственных братьев в Брита­нии. Пораженческое повествование о грядущей битве со Стали­ным побудило некоторых нацистских цензоров, включая Геб­бельса, требовать запрещения книги и наказания автора, но Гитлер, лично вмешавшись в это дело, запретил кому бы то ни было трогать барда. Такая аллегория, написанная к тому же писателем, который искренне полагал себя одним из величай­ших литераторов двадцатого столетия, своим акцентом на (1) религиозной ненависти к красной империи на Востоке, (2) не­избежности духовной победы над врагом — змеи душат красных собак, и (3) руке, судорожно протянутой в сторону британских братьев по расе, стала поистине тем закодированным послани­ем, какое фюрер страстно хотел довести до людей, которых он искренне считал своими союзниками, — представителей британ­ской партии мира. Нацисты, чувствуя, что почва, на которой им приходилось делать первые шаги на пути к воине, продолжает колебаться у них под ногами — а эти колебания были результа­ том непрекращавшейся британской симуляции, — изо всех сил старались укрепить это ускользавшее из рук партнерство с Бри­танской империей, в каковом они видели единственный залог возможности построить свой ацтекский муравейник на украин­ских равнинах.

Но даже метафоры Юнгера были бессильны повлиять на ре­шения, принятые задолго до того, как Сталин дошел до мрамор­ных скал, принятые людьми, которые никогда не были и не бу­дут друзьями немцев.

Ложная война на Западе и истинный натиск на Восток

Польша отказалась вести переговоры с Германией, и последняя 1 сентября 1939 года объявила ей войну. 27 сентября 1939 года пала Варшава. По решению покоривших Польшу варваров стра­на была разделена пополам, а население стали рассматривать как мятежное — немцы сделали то, что они сделали, а русские использовали свои обычные методы, предварительно расстре­ляв в затылок 22 тысячи представителей польской интеллиген­ции — офицеров, интеллектуалов, чиновников, трупы которых зарыли в землю неподалеку от Катыни.

Что же в это время делала благородная Британия, раструбив­шая на весь мир, что гарантирует независимость «мужествен­ной польской нации»? Ничего. Она бесстрастно наблюдала за происходящим.

Все повторялось: когда разразилась война, Чемберлен вы­звал к себе Черчилля и назначил его первым лордом адмирал­тейства — то есть доверил ему тот самый пост, с высоты которо­го он столь же бесстрастно в 1915 году наблюдал за гибелью «Лузитании» в расчете на то, что эта трагедия заставит США вступить в войну.

Формально Британия теперь была обязана объявить войну и России, но она, конечно, этого не сделала. Джозеф Кеннеди, американский посол в Лондоне, очарованный хитроумием британской дипломатии, спросил Черчилля — почему. Тот отве­тил: «Опасность для мира исходит от Германии, а не от Рос­сии...» (179)

Во время польской кампании численность франко-британ­ских сил на Западном фронте равнялась полутора миллионам солдат и офицеров. Этим армиям противостояли 350 тысяч немцев. Ясно, что у союзников просто не было никакого жела­ния воевать. Вместо бомб союзные самолеты сбрасывали на Германию листовки, в которых немецкое население уверяли в том, что союзники воюют не с ним, а с его правителями (180). Королевские военно-воздушные силы получили строжайший приказ — не бомбить скопления наземных сил противника, и этот приказ оставался в силе вплоть до апреля 1940 года. «Когда некоторые члены парламента начали требовать от пра­вительства бомбардировок немецких военных заводов в Швар­цвальде, сэр Кингсли Вуд (министр авиации) дал таким требо­ваниям суровую отповедь: 'Вы понимаете, что это частная собственность?'» (181)

Тем временем блокада Германии оставалась чисто формаль­ной; в течение войны нацистский режим по самым разнообраз­ным каналам снабжал свои предприятия сырьем со всего мира.

12 октября Гитлер впервые публично обратился к Британии с мирными предложениями: помимо желания достичь взаимо­понимания, он заговорил о возможности переселения евреев в находившуюся под германским контролем Польшу. Британия отвергла это обращение.

10 февраля 1939 года умер папа римский Пий XI; Пачелли, старый дипломатический лис Ватикана и бывший нунций в Гер­мании, был избран следующим папой 12 марта и принял имя Пия XII.

В конце ноября Пачелли решил искупить некоторые прокля­тые ошибки прошлого. И он начал действовать, согласившись стать связующим звеном между католическим сопротивлением в Германии и британским министерством иностранных дел, — речь шла об очередной серьезной попытке физического устра­нения фюрера. «Опасность такого заговора для папы, курии и всех сил, союзных Ватикану, едва ли можно преувеличить» (182). 5 декабря он пригласил британского министра Осборна в Ватикан и передал ему следующую информацию от немецких антифашистов: (1) на следующую весну Гитлер планирует начать крупное наступление на западе, и (2) это наступление не состо­ится, если верхушке германского генералитета удастся сверг­нуть гитлеровский режим, при условии — на этом особенно на­стаивали будущие немецкие мятежники — британских гарантий почетного для Германии мира.