моему, вообще должны посылать лучших из лучших!
– Та-ак… – сказал секретарь партийной ячейки Кац. – Интересно… Но тогда почему же ты думаешь, Боря, что это должен быть именно ты? В таком случае среди нас есть и более достойные кандидатуры. Про себя я уже молчу, но вот, например, товарищ Шварц. Человек столько сделал для нашей сегодняшней счастливой жизни! Так пусть он хоть пару лет в Израиле поживет по-человечески!
– Товарищи! – засуетился Шварц. – В двадцать девятом году мои родители уезжали на жительство в Палестину, и на меня уже был куплен билет…
– Да слышали мы! – закричали из зала. – Слышали! Не хочешь ехать – не надо!
– Нет, вы меня не поняли, – не унимался Шварц. – Наоборот! Я хочу спросить: как вы думаете, если я сейчас приду и скажу, что я просто опоздал на поезд?..
– Ишь, какой хитрый! – закричали из зала. – Тут, между прочим, многие хотели бы пожить на переднем крае!..
– Спокойно, товарищи! – сказал секретарь Кац. – Сейчас мы составим список. Как вы думаете, товарищ Коноводченко, или мы что-нибудь неправильно делаем?
– Да нет… – задумался представитель. – Раз уж сложилось такое мнение… – И неожиданно закончил: – Тогда уж, пожалуй, записывайте и меня.
Зал зааплодировал.
– Товарищи! – вскочила председатель профкома Нефедова. – Раз уж мы говорим о лучших, я думаю, будет неправильно, если мы не внесем в этот список секретарей нашего райкома товарищей Брыля и Сероштаненко. Молодые, растущие партработники! Уверена, что простые израильские евреи будут нам за них очень благодарны!
– Ага! – донеслось из зала. – Сильно бы они росли, если бы их в обкоме не поддерживали!
Включили и товарищей из обкома. Собрание продолжалось долго, и уже никого не удивило, когда в конце концов под единодушные аплодисменты участников в список отъезжающих на постоянное место жительства в Израиль было внесено все Политбюро ЦК КПСС во главе с верным продолжателем дела Ленина, руководителем нового типа товарищем Леонидом Ильичом Брежневым.
– Минуточку! – вспомнил вдруг кто-то. – А как же Боря? Борю-то мы и не вписали!..
– А знаете что? – сказал Боря. – Я вот тут подумал… Если все эти люди уедут… То я бы, пожалуй, остался…
Вот такое собрание, говорят, было когда-то в одесском ателье «Счастье». А было ли оно таким на самом деле или нет – спросить об этом уже некого. Потому что никого из участников этой истории в Одессе давным-давно уже не осталось…
Свекровь от первого брака
Зачем Леня Бык, прожив в Америке полтора года и став наконец на ноги, то есть научившись работать на кэш (наличные деньги), не теряя при этом вэлфер (пособие по безработице), – так вот, зачем этот Леня ни с того ни с сего вызвал из Одессы мать первого мужа своей жены и даже оплатил ей дорогу в оба конца, долгое время оставалось неясным.
На вопросы подруг по этому поводу жена Лора отвечала так, как отвечают обычно все жены, которые не понимают всего величия замыслов своих мужей:
– Зачем он ее сюда вызвал? Наверное, потому что идиот…
Целую неделю Ленина сводная свекровь, обезумевшая от неожиданно свалившегося на нее счастья, отъедалась на Лениных хлебах, бегала по дешевым распродажам в поисках гостинцев для своей многочисленной родни, и только в субботу, когда все собрались вместе, чтобы поужинать, кое-что из Лениной затеи стало наконец проясняться.
– Вот так, уважаемая Ираида Аполлоновна, – сказал Леня, отвалившись после первого блюда и ласково глядя на свою тишайшую и интеллигентнейшую гостью. – Так я живу. Как видите, и квартира у меня, слава богу, двухкомнатная, и машина… четырехдверная, и на столе кое-что есть, чтобы съесть… А сын ваш в это время в Одессе на таком большом банане сидит, что его аж с земли не видно…
– На чем он сидит, Ленечка? – поперхнувшись, переспросила Ираида Аполлоновна.
– Ну про банан – это я так образно выразился, – ответил Леня, – а чтобы вы меня поняли, то сидит он там у себя в Одессе сейчас на большом…
– Не нужно! – испугалась Ираида Аполлоновна. – Не говорите! Я поняла… – И, вспомнив о недокупленных еще подарках, неожиданно закончила: – Сидит, Ленечка… Ох, сидит… На банане…
– А все почему? – продолжал Леня. – Потому что он же у вас дегенерат. То есть придурок жизни. Сколько раз я ему говорил: брось ты уже эту свою кафедру, которой ты там заведываешь! Кому она сейчас нужна? Начни зарабатывать деньги! У тебя же такая профессия есть! Ты же в детстве музыкальную школу закончил по классу арфы. Да с твоими руками!.. Иди в наперсточники! Там сейчас люди такие бабки заколачивают!.. Так нет, он же у вас профессор! Он же оттуда сюда ничего не соображает!.. Да вы кушайте, Ираида Аполлоновна, кушайте… Или я неправильно говорю?
– Правильно, Ленечка, правильно, – послушно соглашалась Ираида Аполлоновна, придвигая к себе давно забытые блинчики с красной икрой. – Профессор… не соображает… оттуда сюда…
– А если правильно, – настаивал Леня, – так что же вы моей Лорочке говорили, когда она от вашего сына ко мне уходила, что она еще пожалеет? И кем вы тогда были в этот момент?
– Дурой, наверное, – догадалась Ираида Аполлоновна, налегая на заливную осетрину.
– Если бы только дурой! А кто в мой профком жаловался, что Леня Бык разрушает советскую семью? Кто моему управляющему трестом письма писал, что таким грязным типам, как я, не место в нашей «Горканализации»?
– Я не писала! – не переставая жевать, испугалась приезжая.
– Ах, не писали?.. Очень хорошо… Лорочка, убирай со стола!..
– Ну писала, писала… – еще сильнее испугалась Ираида Аполлоновна. – Но вы же и меня поймите, как мать… Лорочка с Мишенькой жили, можно сказать, душа в душу, и тут появляетесь вы, совершенно посторонний человек… Со своими ухаживаниями…
– Ах вот оно что! – разозлился Леня. – Они, значит, как вы говорите, жили душа в душу, а я, значит, по-вашему, как посторонний человек должен был это терпеть? А почему, вы не знаете? Почему это у вашего придурковатого сына должна быть и Лора, и арфа, и кафедра, а у меня, например, ничего? Я, между прочим, тоже был не без способностей. Я был изобретатель! Я, между прочим, первым в Одессе изобрел французские солнцезащитные очки в пластмассовой оправе! И что мне за это дали в вашей драной стране? Профессора? Фига с два! Год условно мне дали, вот что!.. Потом я еще итальянские джинсы изобрел в домашних условиях… Только начал производить – и что получил? Может быть, кафедру? Полтора года тюрьмы с конфискацией имущества! Меня потом даже в эту вашу чертову канализацию без испытательного срока пускать не хотели… И что же? Прихожу я как-то по вызову к вашему сыну чинить бачок, а этот профессорский паразит прямо на моих глазах с молодой женой живет душа в душу. Так должен был я это терпеть или не должен?! Лора! Передай Ираиде Аполлоновне мацу в шоколаде. Она такой сроду не видывала!.. Так я, Ираида Аполлоновна, что-то не слышу: должен был я, в своем положении, терпеть такое счастье вашего сына – или не должен? Ответьте, как вы есть мать!
– Ни в коем случае не должен! – поспешно согласилась приезжая, надкусывая невиданную мацу.
– Вот и я так думаю! – подтвердил Леня. – Слава богу, что Лорочка умницей оказалась. Девушки в Одессе, даже самые молодые, вообще умнее ваших профессоров. Они понимают, что замуж сейчас нужно выходить не за тех, кто им предлагает сердца и руки, а за тех, кто им предлагает делать оттуда ноги. Правильно я говорю, рыбочка?.. А вот теперь все по справедливости: ваш сын там на банане сидит со своей арфой и кафедрой, а мы с Лорусей в Америке! А Америка, Ираида Аполлоновна, чтоб вы знали, это такая страна! Такая страна!.. – И тут в голосе Лени Быка зазвучала патриотическая медь. – Я счастлив, что я здесь живу! Я горд! Когда я вижу американский флаг – я плачу. Потому что это действительно страна для человека. Здесь перед человеком открыты все возможности. Да что далеко ходить!.. Буквально вчера, например, я по дешевке купил «Форд» с разбитой мордой, мой друг в Балтиморе сейчас покупает «Крайслер» с разбитой задницей… Наши лоеры, то есть адвокаты, уже созвонились… Хотя что это я вам рассказываю!.. Вы же даже не знаете, что такое иншуренс, то есть страховка. Вы же не понимаете, во что этой стране обойдется такая наша блестящая комбинация… Ну хорошо. Все… На сегодня достаточно. Пейте чай, Ираида Аполлоновна, отдыхайте… Завтра с утра продолжим…
