материи. Свои клетки, споры, ферменты и нейромедиаторы он распространяет как по поверхности земли, так и по воздуху: на определенной стадии роста у него появляется особый орган, называемый аэропортом. Если рядом есть водные пространства — суперсущество опять-таки активно использует их для общения и распространения: в этом случае у него появляются дополнительные органы — один или несколько — порт, гавань и т. д. Большие города держаться на расстоянии друг от друга, окруженные по периферии множеством мелких подобий-псевдогородов. Возможно, эти скопления следует рассматривать как единый сложный организм. Сейчас города неподвижны и перемещаются только за счет роста, но можно предположить и появление городов, способных самостоятельно двигаться как по поверхности планеты, так и в пространстве.
Сложные живые организмы, как правило, умеют спать. Город не исключение. Сон необходим для восстановления, строительства и роста. В силу специфики существования на планете город одновременно и спит, и не спит, — хотя в пределах одного кванта времени, которым для него являются наши сутки, этот процесс разделен. Днем город спит, растет и строится, а ночью протекает его настоящая жизнь — жизнь существа самоосознающего. Город мыслит снами своих клеточек, мнящих себя людьми, поэтому люди вынуждены спать, продолжая во сне работать на хозяина-паразита...»
Первая нежданная капля упала прямо на экран наладонника, словно ставя точку в тягостном процессе чтения шизовато-депрессивного текста. Определенно его автор мне не нравился. Но во-первых, в последние годы я старался не упускать ни единой возможности немного попрактиковаться в чтении на русском языке, уже перейдя от классики к современной прозе, во-вторых, мне попросту нечем было себя занять, и в-третьих, некоторые излагаемые мысли казались довольно созвучными происходящему. Автор словно брел впотьмах, спотыкаясь и чертыхаясь, неверно воспринимая предметы, на которые сослепу налетал, но все же упрямо двигаясь в правильном направлении.
Спрятав миникомпьютер в карман, я обнаружил, что за чтением скоротал-таки время, и дождь мне уже не страшен.
Длинный пыльно-зеленый змей дальнего следования лениво подползал к платформе. Что ж, здравствуй, сородич и проводник в моих психоделических странствиях!
Путешествие по просторам России, в особенности если воспользоваться услугами железной дороги, предоставляет уникальные возможности для самопознания. Даже самому обычному человеку. Тому же, кто является адептом мистической или магической традиции, такой опыт на определенном этапе может дать нечто значительно большее. Конечно, кое-что можно постичь и во время автобусной поездки достаточной продолжительности, но с русской железной дорогой как средством самосовершенствования и духовного восхождения автобусу никогда не сравниться.
Допустим, вы желаете пережить серьезное изменение состояния сознания или даже духовную трансформацию. Приготовьтесь к настоящему аскетическому подвигу! Минимальный срок ритрита[3] в железной келье на колесах — три дня. За меньший срок и не надейтесь добиться хороших, устойчивых результатов.
В поездку лучше отправляться либо в одиночестве, либо в компании единомышленников, разделяющих ваши цели. Билет желательно брать в плацкартный вагон на верхнюю полку. За день до путешествия полезным может оказаться курс очищения кишечника и внутренних органов вкупе с посещением русской парной бани с березовыми, дубовыми и можжевеловыми вениками. Все. Больше практически ничего не требуется. Все остальное продумано и осуществлено много лет назад членами тайного союза русских йогов-ведунов, принимавшими самое непосредственное участие в создании железной дороги. Напрасно противодействовавшие им западные масоны пытались вставить свои палки в металлические колеса: математические расчеты и философские концепции — наследие древних цивилизаций — оказались без изъяна воплощены в грандиозном произведении инженерной мысли. Произведении, далеко выходящем за рамки понимания наших современников, намного более удивительном, чем пресловутые египетские пирамиды, Баальбек, Наска, римский водопровод и термоядерный синтез.
Итак, путешествие началось. Главная магическая формула заключена в одном слове:
Русские железные дороги — это точнейший инструмент. В них нет абсолютно ничего случайного: от ширины колеи, веса и материала вагона, скорости движения, до маршрута, расписания, согласованного с многолетними астрономическими наблюдениями, и химического состава железнодорожной воды. Важно также и присутствие в вашем вагоне основного набора архетипических[4] трансцендентальных[5] реализаций: «плач младенца», «храп старика», «болтовня кумушек», «беготня детей», «картежная игра», «патологическое чревоугодие», «дорожный флирт», «песни под гитару», «пьяный дебош», «дорожные воры», «вагонные споры», «очередь в туалет», «курение в тамбуре» и т. д.
Некоторые несведущие люди задаются сегодня вопросом: «Зачем России эти огромные пустые пространства?» Почему никто не спрашивает, зачем физикам-ядерщикам многокилометровые установки для разгона частиц? Пространства и расстояния имеют значение. Пространство, энергия и информация связаны между собой напрямую. А если они взаимоструктурированы во времени в единый комплекс, как в случае российских железных дорог? Тогда движущаяся по коммуникационным линиям этого комплекса духовная неделимая частица, единичная в своем самоосознании, т. е., говоря проще, человек, в определенных условиях, достигаемых при достаточно длительном движении, обретает возможность перехода на качественно иной системный уровень. Обретается то, о чем мечтали древние мистики — Бессмертие, Свобода и Бытие, не ограниченное только известными нам мирами.
Во время своей Второй русской экспедиции 2004 года я провел в поездах в общей сложности около полутора месяцев. Именно в поезде, следовавшем маршрутом «Пермь—Красноярск», я познакомился с первым представителем секты бессмертных ведунов, старцем Федором Ивановичем.
«Тадам-тадам, та-дам та-даа-дам; Тадам-тадам, та-дам та-даа-дам; Тадам-тадам, та-дам та-даа- дам...» В ритм тайной мантры, непрерывно звучавшей в моем сознании и мягкими толчками разносившейся по всему телу, вплелось нечто новое и необычное. Выход из транса был подобен встрече двух вихревых структур в точке полного покоя, мгновенно ставшей фокусом вывернувшейся наизнанку Вселенной, вновь рожденной внутрь себя в виде слабого и ограниченного человеческого существа.
— Что-то вы, мил человек, второй день уж лежите, не встаете... Спускайтесь-ка вниз, вот я вам тут чайку взял горячего...
В произнесенных кем-то словах отчетливо звучали забота и участие. Воздействие слов дополнялось и усиливалось деликатным, но ощутимым потряхиванием моего плеча. Потряхивание это, однако, не воспринималось как диссонанс священному ритму тайной мантры. Отнюдь! Новая вибрация, дополнившая сложную волновую структуру передававшихся мне колебаний вагона, была явно порождена рукой мастера, не разрушающей общую величественную картину, но вплетающей в нее свой актуальный рисунок как нечто самоестественное.
Еще продолжая находиться частью сознания сразу в нескольких мирах, я, тем не менее, попытался сосредоточить свое восприятие на человеке, столь виртуозно вмешавшемся в мою углубленную медитацию. Но как я ни старался, отчетливо разглядеть его облик мне не удавалось! Восприятие двоилось, троилось, дробилось, и многие лики казались равноправными обитателями одного и того же пространственно- временного вместилища человеческой индивидуальности. Мальчик передо мной, старик, мужчина, женщина?.. Нет, все же вроде мужчина... И только необычайно прозрачные, светло-голубые глаза казались чем-то постоянным, лучились пониманием и приязнью на этом неуловимо переменчивом лице.
Я осторожно свесился со своей полки и, спружинив на руках, легко спрыгнул вниз, ловко попав ногами в поджидавшие меня на полу тапки. Вагон был то ли наполовину пуст, то ли наполовину полон, но, так или иначе, в нашем отсеке, похоже, ехало только двое пассажиров: я и разбудивший меня человек.
— Федор Иванович.
— Алекс... Александр.
Пожали руки. Рука у Федора Ивановича оказалась мозолисто-твердой, но деликатной в своей силе. Тепло и спокойная уверенность чувствовались в его пожатии. Отчасти это объяснялось его профессией, связанной с частым и плотным общением с деревом. Федор Иванович был плотником. По его словам, жил