посоветовал держаться в нашей колонне, чтобы было проще выехать. А то местный КГБ о вас уже немало наслышан, могут быть осложнения.
— Конечно.
— Мужики, если честно, у меня сегодня отличное настроение и совсем не хочется спать, — как-то задорно сказал Котляров. — В гостинице у меня есть бутылочка коньячка. Раздавим, а?
— Обижаешь, начальник! — Самойленко скорчил потешную рожу. — Что, у нас своей горилки не найдется, чтоб к твоей гостинице топать? Сейчас сбегаю к холодильнику и принесу. Запотевшую! — и он исчез в доме.
…Гулянье в саду продолжалось до утра, и Галина Пилиповна, встав утром подоить корову, была крайне удивлена, обнаружив распахнутую калитку… двоих друзей покойного Одежки, спавших вповалку рядом с каким-то незнакомым мужчиной прямо на подсыхающей свежескошенной траве в саду под яблоней. Укрыв их старенькими покрывалами, она ушла в клуню, изумленно покачивая головой…
— Банда, ну ты и поросенок все же! — выговаривала утром Алина, обливая голого по пояс Сашку прямо из ведра. — Напился сам и Колю напоил. И еще какого-то типа к себе затащили! Кто это такой? Где вы его только откопали среди ночи?
Она кивнула на Котлярова, уже проснувшегося и осторожно поворачивающего голову, жутко трещавшую после ночных возлияний.
— Этот? Пока секрет, Алинушка! — весело фыркал Банда, разбрызгивая вокруг себя фонтаны воды.
— Осторожнее, меня всю обольешь! — воскликнула девушка, отскакивая в сторону. — И почему калитка была открыта? Мне Галина Пилиповна как рассказала, я чуть не умерла от ужаса. Тебе что, жить надоело? Пришли бы эти сволочи и пристрелили тебя, пока спишь. Ну что это за несерьезность такая, Банда? Ну почему я, женщина, должна тебя учить элементарной осторожности…
— Алинушка, тихо! Не рычи, — лишь смеялся в ответ Банда, энергично растираясь полотенцем. — Ночью произошло эпохальное событие — пророк Исайя спустился на землю и провозгласил судный день. Все, теперь каждому воздается за грехи его! Отвечай же, несчастная, как на духу, любишь ли ты меня? — громогласно возопил Банда, театрально-грозно глядя на свою невесту.
— Сашка, перестань поясничать! — Алина не знала, сердиться ей или смеяться. — Не знаешь будто, что я люблю тебя больше всех на свете!
Она прижалась к его обнаженной холодной после мытья груди и притихла, чувствуя себя рядом с этим сильным парнем совсем маленькой девочкой, надежно укрытой за его широкими плечами от всех бурь и тревог.
— Мне страшно, Саша, — прошептала она.
— Спокойствие, — бодро воскликнул Банда, сжав ее плечи. — Лучше неси бинт и смени мне повязку, а потом я расскажу тебе один страшный-страшный секрет. Но только — никому, идет, Алина Владимировна? Тебе доверять можно?
— Ох, какой же ты пустомеля! — не выдержав, в сердцах воскликнула девушка, убегая в дом…
— Ребята, быстрее собирайтесь. Осталось всего полчаса, — подал голос Степан Петрович, когда перевязка была закончена.
— Степан Петрович, умоляю, ни звука! — вдруг возопил Банда. — Это мой сюрприз!
Он схватил Алину за руку и потащил в дом, к телефону.
— Давай, звони скорее родителям.
— Банда, ты мне скажешь, в чем дело, или так и будешь голову морочить?
— Набирай скорее номер, у нас времени совсем не остается.
Алина набрала номер и, услышав в трубке голос матери, произнесла:
— Мама, привет! Как вы там?
— Скажи им, что сегодня ночью ты будешь дома, — прошептал Банда, стоявший рядом на ухо девушке.
Алина от удивления чуть не выронила трубку из рук:
— Что?!
— О, женщины! — театрально воздел Банда руки к потолку. — Ну ничего не могут сделать как следует. А ну, давай сюда! — он забрал трубку у обомлевшей Алины и весело закричал:
— Настасья Тимофеевна, здравствуйте!.. Да-да, у нас все отлично. Именно отлично… Ой, тут такие дела, вы бы знали!.. У меня нет времени, да и разговор совсем уж не телефонный… Настасья Тимофеевна, послушайте. Если вы сегодня чуть попозже ляжете спать, то около часа ночи я привезу вам Алину!.. Да!.. Ну конечно!.. Спокойно, спокойно, не плачьте, все уже хорошо. Идите, обрадуйте Владимира Александровича. Мы скоро увидимся! До свидания!
Он положил трубку и обернулся к Алине, во все глаза смотревшей на своего Банду, ничего не понимая и боясь поверить в то, что только что услышала.
— Саша, ты мне можешь наконец объяснить, что происходит? Что…
— Алинушка, мы едем домой. Через полчаса. Пошли, познакомлю тебя со Степаном Петровичем…
II
Огромный кабинет генерала Мазурина, казалось, уменьшился в размерах, когда в него вошли эти здоровенные парни в сопровождении полковника Котлярова. Высокие, статные, с еще не утерянной офицерской выправкой, они невольно вытянулись по стойке «смирно», когда генерал Мазурин, одетый по всей форме, поднялся из-за стола им навстречу.
— Виталий Викторович Мазурин, — представился он, первым протягивая им руку.
— Банда… То есть Александр Бондарович, — смутившись, ответил рукопожатием Сашка.
— Николай Самойленко, — пожал генералу руку Коля.
— Так вот ты какой, горный олень, — не очень удачно пошутил, процитировав бородатый анекдот, генерал, с откровенным интересом разглядывая Банду. — Ну что ж, хорош, хорош… Мы тут уже поговорили предварительно с полковником Котляровым, и я полностью одобрил его план, так что…
Мазурин не спешил. Он жестом указал на огромный кожаный диван и кресла, стоявшие у журнального столика в углу просторного кабинета.
— Садитесь. Поговорим.
Когда все расселись, Виталий Викторович неторопливо начал:
— Вот что. Полковник Котляров слегка поторопился. Через отдел кадров после… э-э… некоторых обстоятельств нам не удастся провести вашу кандидатуру в штат управления. По крайней мере, пока — до выполнения задания, которое мы собрались на вас возложить. Поэтому вам, Александр, сейчас не суждено стать офицером службы безопасности. Вы поработаете какое-то время по контракту в качестве нашего агента. Но, я подчеркиваю, — это временно.
— Ничего, Виталий Викторович, эту беду я переживу. Мне, может, вольной птицей, от устава не зависящей, еще и интереснее оставаться, — нашелся Банда, но сам с тревогой взглянул на Котлярова: не рушатся ли его обещания? Не перевернул ли Мазурин все планы?
— Я тоже так подумал, тем более что средства для проведения операции — деньги, необходимую аппаратуру, возможно, и оружие — мы вам выделим. Вы будете так или иначе работать с нами. Заключим, допустим, договор. Кажется, так у вас, на гражданке, выражаются? — он обратился теперь к Самойленко, и тот, не в силах преодолеть смущение, которое охватило его с первой минуты, как только он переступил порог этого знаменитого на весь мир мрачного здания, в ответ лишь согласно кивнул.
— К вам, Николай, у меня особая просьба, — продолжал между тем генерал. — Уж на вас никакими — ни экономическими, ни моральными — методами я воздействовать не могу. Я могу вас только просить. И просьба моя состоит в следующем — забыть на время о своей профессии. На время. Вам пока нельзя будет разглашать и публиковать какую-либо информацию об этом деле. Вот когда все закончится, тогда…
