стеной, грудью сшибаясь с горящим дубом, сотрясая клубящуюся огнем крону.
— ШШШшшшшшшш!!!!!!! Псссссссссшшшшшш!!!!!!!
Повалил обжигающий, как из котла, пар, полетели уголья.
— Радо, прячемся! — Котя вцепилась в сырое сукно рыцарского плаща. — Шиммель пришел!
— Учуял, мерзавец, — Радо оскалился в воющую муть. Плащ поднялся черным крылом и отвесил Коте подзатыльник. — Зато старый черт свалил с Верети, теперь парням полегче станет. Ничего, пообщипали мы ему перышки.
— Под деревья, пойдем под деревья!
Пламя металось в коконе пурги и пара. От треска и воя закладывало уши. Новым ударом Котю сшибло наземь, ее схватили за локоть, вздернули на ноги, поволокли прочь. Мокрый снег, полный колотого льда, залеплял глаза, набивался в ноздри и в разинутый рот. Ветер норовил закинуть мгновенно оледеневший плащ на голову. Котя задыхалась и почти ослепла.
Потом стало чуть легче — они добрались до деревьев.
— Сюда! Ныряй сюда!
— А?
Тяжелая рука с силой надавила ей на загривок и подтолкнула вперед. Котя упала на колени, ее пихнули в зад, по лицу проехались колкие лапы, и стало можно дышать. Она споро переползла по хвойной подстилке, позволяя Тальену вползти следом.
Под елью, в шатре склоненных до земли ветвей, оказалось темно, просторно и сухо. Ствол гудел, раскачивался где-то наверху, но здесь было покойно, как в норе. Котя села и отдышалась.
— Ух, — сказал Тальен. Он ворочался во тьме как медведь. — Мы герои. Почти. Жалко, не удалось до конца сжечь, старый черт остался живехонек. Зато перетрусил, сюда кинулся. Эх, никто не узнает ни про наше геройство, ни про то, как демона доковырять.
— Почему? — Котя сгребла промокшие косы и выкрутила их. Вода бесследно канула в хвойный ковер. — Даст бог, вернемся, расскажем. Ежели Шиммель елку с корнем не выдерет.
— Коть, ты дура что ли? Куда мне возвращаться? Я дезертир.
Голос у Радо сделалася холодным и жестким.
— А…
Котя вспомнила, как отыскивали с собаками и вешали бежавших солдат, по приказу золотого полководца. Дезертиров королевский рыцарь на щадил. Но, одно дело — солдаты, другое — рыцари. Котя не видела, чтобы вешали рыцарей. И не слышала.
Выяснять, что сэн Соледаго сделает с Радо, если тот вернется, она не решилась. Кому докажешь, что Тальен не трус, и ушел жечь шиммелев дуб для их же блага? Ее, Котю, что ли, послушают? Или чудь болотную?
Потому она спросила только:
— Куда ж вы теперь, добрый сэн?
— Меня Радо зовут, — буркнул рыцарь. — Договаривались же.
— Радо, — повторила Котя робко.
Тот в темноте вскинул голову.
— В Химеру. Надо только Чертяку с островка забрать. А потом — через границу, до Ржи, на корабль — и до Химеры. Давно хотел поглядеть, как найлы живут. Кстати, найлы называют Ржу — Реге.
— Они же там все колдуны поголовно! — испугалась Котя. — С марами полуночными в родстве! Язычники все поганые, человечину едят, в зверей морских обращаются…
— Чушь, Котя. Сказок наслушалась. Люди как люди, колдунов еще поискать, а рыцари у них знатные. И не с марами они в родстве, а с фолари.
— Один черт…
— А то, что я в родстве с драконами, тебя не смущает?
— Ну… ты-то другое дело! Ты добрый и… и… добрый!
Тальен мягко расхохотался. Повозился, подобрался поближе. От него тянуло теплом. Котя слушала, как он дышит, а в носу засвербело вдруг и горло сжалось. Уедет, ой-ёй… уе-е-едет!
Радо склонился к самому котиному уху и сказал тихонько:
— Поехали со мной? Посмотришь, один это черт, два или три совершенно разных черта. М? Поехали?
— Хорошо.
Котя сказала и сама испугалась.
Так испугалась, что когда Радо нашарил ее в темноте и прижал к себе, она сама вцепилась в его плечи, только бы не отпускал.
Слитная толпа оборванцев в черном и коричневом заполонила мост, теснила рыцарей, как грязевая лавина. Кони хрипели и упирались, на узком полотне было не развернуться, пешие оскальзывались на обледеневших досках и сыпались вниз, подобно черным зернам.
Снежная пелена во рву прорывалась, обнажая черные полыньи. Их сразу же заметало снова. Остатки вчерашнего штурма — вязанки хворосту, вырванные из вала колья и обломки осадной башни выпирали изгрызенными костями.
Мост грохотал.
Липкая, тяжелая грязь хватала своих пленников за ноги и не хотела отпускать.
Выбраться из ловушки — в железе, по отвесным стенкам не представлялось возможным.
Щит кажется неподьемным.
Но грязь держит не только рыцаря в тяжелых доспехах.
Зеленоглазая тварь тоже замедлилась, проваливается по пояс. Меч в ее руке разит стремительно, но выпад не удается, здесь невозможно рвануться и убить.
Нужно двигаться медленно.
Мэлвир отбил удар кромкой щита, утвердился на ногах покрепче. Подошвы сапог скользили.
Шаг, еще шаг, медленный, плывущий, самый маленький шажок…
Потом он вспомнил, что нет меча.
Кровь заливала глаза от натуги, двигаться здесь все равно, что шмелю в паутине. Под лицевой пластиной тек жар собственного дыхания.
Шестопер все еще висел на поясе, Соледаго нащупал рукоятку.
Зеленоглазая тварь отступала спиной, не отводя взгляда, пустого, как промоины в известняке.
Отыскала бревно или связку хвороста, наступила, вырвавшись из грязюки по колено.
Мэлвир упрямо пошел вперед, прикрывшись щитом.
Буря постепенно утихала.
Лязг и грохот на мосту — нет.
Нельзя позволить противнику выбраться на сухое, он быстрый, слишком быстрый. Идет так, словно у него глаза на затылке, не беспокоясь, куда ступить.
Тварь поднялась еще выше. Мечом она помахивала небрежно, как прутиком, держа руку по-дурацки, на отлете.
Он ведь играет, похоже.
А меч тяжеленький.
Его собственный меч, который тварь умудрилась вытащить из ножен.
Падение никак ей не повредило.
Тусклая полоса железа притягивала взгляд.
Он быстрее, но я тяжелее.
Мэлвир шагнул в сторону, обходя сваленные в кучу обломки справа.
Размытое, еле уловимое движение, удар в голову.
Гулкий звон, темнота в глазах.
Он ломанулся вперед, выдираясь из грязи, ударив наугад.
Не попал.
Снова кружение, связка ударов, быстрых и точных, на этот раз ни один не достиг цели. Мэлвир
