В домике окно закрывала синяя штора. На крылечке стояла закопчённая кастрюля и ведро. Но не доносилось ни единого звука. Словно там тоже притаились и выжидали.
Петька отрывисто свистнул. Но ни колыхнулась штора, ни заскрипела дверь.
— Пойдём, Тимка, сходим, а ты, Шурка, побудь здесь с Таней. — Петька снял с головы повязку, подал Шурке: — Оденься.
Они выскочили на пыльную тропинку и, нарочно громко разговаривая, пошли к домику. Таня с Шуркой из своей засады зорко следили за усадьбой. Видели, как из-под крыши вылетели две ласточки и, защебетав, унеслись к разрушенной деревне. Тимка подошёл к крыльцу и прокричал:
— Хозяева дома есть?
Никто не ответил. Тогда Петька поднял камень и стал отучать по крыльцу: бум-бум-бум. — Шурка заворчал:
— Чего стучать, заскочили бы, да и, может…
— Тихо ты. Смотри!
Из маленькой избушки с земляной крышей бесшумно, как будто двигаясь по воздуху, вышел высокий старик, с палкой в руке. Увидел ребят. Быстро вытащил из кармана что-то блеснувшее и сунул за голенище сапога. Петька не заметил старика и продолжал стучать. Бум-бум-бум.
Старик, прихрамывая и опираясь на палку, двинулся к домику. От волнения у Тани влажными стали ладони. Вдруг сейчас он набросится на мальчишек…
— Слышишь, Шурка, а если он нападёт на них, как выручать будем?
— Проще простого — я уже придумал. Выручим за милую душу, — Шурка достал из кармана кресало, трут и кремень: — Подкрадусь и зажгу у старика стог сена. Позабудет про все, бросится тушить и, считай, Петька с Тимкой у нас.
Старик, не торопясь, подошёл к крыльцу и добродушно улыбнулся Петьке и Тимке.
— Приветствую вас, странники. Какая судьба загнала в эти забытые богом пустыри? Расскажите, послушаю. Соскучился я по человеческой речи. «Годами людей-то не вижу. Хоть и отшельником числюсь, а встрече с живыми людьми рад. Проходите в избу. Первым заскочил Тимка, зашёл старик, за ним Петька.
— Садитесь на лавку или вон на табуретки.
Старик, кряхтя, сел на порог. Уж не специально ли преградил выход?
— Беда, ребята, меня вчера посетила. Землетрясение все разрушило. А вот мою усадьбу, видать, бог защитил. Прыгала, тряслась, но, слава всевышнему, осталась на месте. Вот ногу мне придавило бревном. Но опять же повезло, кость целая. О людях соскучился. И вот тебе гости. Везёт мне. А потому что сам к людям всегда хорошо относился. — Старик прищурил глаза.
— Вы-то издалека будете? — обратился он вдруг к Петьке.
— Можно считать, дедушка, что мы беглые.
— От кого же вы бежите?
— Из детского дома мы, дедушка, убежали. В поезд заскочили, до Японии думали добраться, но милиция обнаружила. Допрашивали нас.
— Били?
— Нет дедушка, не били. С нами там дяденька сидел. Он, кажется, украл что-то с военного поезда, но его тоже не били. Он помог нам удрать, — Петька горько вздохнул: — Вот с тех пор и шляемся, как бездомные.
Тимка в упор рассматривал старика. Шрам на нижней губе старательно прикрыт бородой. Глаза насторожённые, такие же, как на могильной фотографии. Брови лохматые, короткие. Сомнений не было — это Костоедов, отец предателя.
— Тимка как бы невзначай взглянул за печку, там, в углу, стоял острый топор. Мысленно прибросил: до топора было четыре шага. Петьке — шагов шесть, старику чуть больше.
Костоедов улыбнулся:
— Вот и славно, что на меня набрели, погостите у меня. А то от скуки совсем помираю.
— Дедушка, а почему в деревню куда-нибудь не переберётесь?
— Сейчас уж не могу. Много лет назад я от людей ушёл. За истинную православную веру решил тогда пострадать, отшельником сделался. Писание Аввакумово наизусть заучил, -старик кивнул на толстую старую книгу, лежащую на полочке перед лучезарной иконой. — Правду истинную Аввакум говорил, только в пустынях, только в одиночестве душа может очиститься и просветлеть…
Старик на секунду умолк, маленькие глазки быстро оглядели Петьку, стрельнули по Тимке. Костоедов, видимо, замышлял плохое:
— Охо— хо — вздохнул он, — сколько воды с тех пор утекло. Однако мы заговорились, пора мне и гостей угощать.
— Дедушка, спасибо, мы недавно ели. Сурок нам жирнющий попался.
— Что сурок, что сурок, — старик покосился на ребят. — Много ли в нём проку, в сурке-то. А у меня тут вареньице есть, на самом натуральном сахаре варено. До войны мне сахарок приносили богомольцы, рафинад высшего сорта.
.Костоедов опёрся на палку, встал. Петька и Тимка напружинились. Но старик произнёс своё: охо — хо и попросил ребят помочь ему перенести бочку с остатками солёных грибов из сеней в сарай:
— Сам хотел перенести, да вот ногу повредил, а какой работник из хромого.
Наблюдавшие из засады Таня и Шурка видели, как Петька с Тимкой едва спустили бочку с крыльца. Петька вытер лоб и как бы случайно поднял руку вверх. Таня вспомнила: «рука вверх» значит пока все хорошо. Бочка была тяжёлой. Она протекала, и пальцы по мокрому соскальзывали. Старик, вместо того чтобы помогать, шёл сзади и только причитал.
— Не уроните, последняя у меня такая бочка. Думал новую сделать, но сил нету.
Через узкую дверь бочку едва втащили в сарай.
— В угол её, ребятки, вон в тот тёмный, там похолоднее.
Потащили в угол. И в этот момент сзади что-то щёлкнуло. Петька с Тимкой от неожиданности вздрогнули, бочонок выскользнул и перевернулся. Грибная жижа плеснула на ноги. Оглянулись. Узкая дверь сарая была закрыта.
Брякнув заложкой, Костоедов успел щёлкнуть замком. Петька с разбегу ударил ногами в дверь.
— Дедушка! Ты зачем нас замкнул?
За стенкой зашаркали подошвы сапог. Костоедов обошёл сарай и заглянул в крохотное окошечко.
— Затворил, потому что вижу — наврали вы мне. Вы, несомненно, бандиты. Оставлю я вас ночевать, а вы меня и спровадите на тот свет.
— Никакие мы не бандиты. Мы из детского дома сбежали. Там плохо кормили. Отпустите. Вы же нас сами в дом пригласили.
— Пригласил-то сам. Пожалел вас. А потом вижу, вон тот, — старик кивнул на Тимку, — на топор поглядывает. Нехорошо так, ребята. Я по-христиански пригласил, а вы убийство замышляли.
— Ничего мы не замышляли! — закричал вдруг Петька, — вы придумали это сами! Выпустите нас.
— Не кричи! Здесь пустыня. Никто не услышит.
Или, может, сигнал кому даёшь? С собой кого привели?
— Никого мы не привели!
— А как же сюда попали. Случайно?
Петька решил действовать напрямик.
— Нас сюда дядя отправил, который помог нам бежать.
— Какой — такой дядя?
— Вам говорить не будем. Он нас отправил не к вам, а к Костоедову.
Старик протиснул голову в окно. Зашептал:
— К. кому, говоришь?
— К Костоедову.
— Ну и что же?
— Мы сюда едва-едва пробрались, а Костоедова не оказалось. Могилу его встретили, умер Костоедов.
