сам Костик. И его люди встревожены исчезновением шефа.
– Боюсь, ничем не смогу помочь, – пожал плечами Кравцов. – Последний раз я видел вашего начальника вечером, и своими планами на ночь он не поделился.
– С нами тоже, – хмуро сообщил Гриша. Лицо у него было круглое, в других обстоятельствах наверняка улыбчивое. Но сейчас выглядело злым и встревоженным. – Но вечером мы с ним выезжали сюда, к дворцу, и шеф изучил всю диспозицию на редкость внимательно. А просто так, из любопытства, он ничего и никогда не делает. И я подумал… Вы ничего здесь ночью подозрительного не слышали?
Кравцов пожал плечами.
– Не то чтобы подозрительный – но какой-то звук с развалин долетел. Я сходил, посмотрел – никого и ничего. Возможно, показалось…
– Схожу, проверю еще раз, – решил Гриша. – А вы оставайтесь здесь.
– Нет, – сказал Кравцов коротко, как отрезал. – Идем вместе.
Гриша попытался спорить, но железной, крушащей любые преграды волей своего начальника он не обладал. Пошли вдвоем, причем Кравцов вооружился фонарем и облачился в каску, доставшуюся в наследство от Вали Пинегина. На всякий случай. Гриша взглянул удивленно, но ничего не сказал.
Честно говоря, исчезновение Костика не сильно встревожило Кравцова. Но он хотел еще раз, при дневном свете, изучить стену со светящейся в темноте надписью – утром появилось подозрение, что все увиденное там было лишь очередным сюжетом из цикла «Сны в Графской Славянке». И первым делом Кравцов повел парня в зал с разрушенной наружной стеной.
В зале ничего подозрительного не обнаружилось, по крайней мере на взгляд Кравцова. И он стал исследовать внутреннюю стену, прикидывая, как бы добраться до невидимой в дневном свете надписи, не рискуя сломать шею. Через минуту к нему присоединился Гриша – отчего-то эта стена тоже привлекла его внимание.
– Странно, ни одной пули… – сказал он еще через пару минут. – И ни одной гильзы…
– Какие пули? Какие гильзы? – Кравцов ничего не понял.
– Здесь стреляли. Недавно. Посмотрите…
Кравцов посмотрел – и вынужден был согласиться: действительно, свежие круглые щербины на кирпичной кладке вполне могли оставить пули.
После долгих поисков Гриша нашел-таки одну из них – отлетевшую в дальний угол каким-то немыслимым рикошетом. Констатировал, внимательно изучив искореженный кусочек металла.
– Шеф. От его машинки. В кого-то он тут высадил весь магазин… Странно. Очень странно. И зачем-то уничтожил потом все следы. Почти все…
Гриша замолчал и стал прочесывать зал с утроенным вниманием. Кравцов навыков следопыта не имел и отошел в сторонку, дабы не затоптать ненароком какую-нибудь важную и малозаметную улику.
Отметил, что Пашины рабочие вчера постарались на совесть: ни единой бутылки или банки не осталось, даже все обломки кирпичей оказались аккуратнейшим образом собраны и вывезены. По словам бригадира, предстояло еще перекрыть временными дощатыми щитами провалы, ведущие в подвальные помещения, и натянуть вдоль стен сетки, какими страхуются тротуары, проложенные в опасной близости от реконструируемых зданий.
Вспомнив про стену и светящуюся надпись, Кравцов стал прикидывать, куда именно могла указывать виденная ночью стрелка. Судя по всему, на дальний, восточный угол здания. Стоило бы пройтись туда, и…
Он не закончил мысль. Гриша позвал его – каким-то новым, напряженным голосом.
– Посмотрите: верхний слой тут убрали, похоже, срезали лопатой…
Кравцов посмотрел – действительно, у стены перемешанная с мелкой кирпичной крошкой земля на площади в пару квадратных метров выглядела по-другому. Но тот, кто занимался этой работой, не заметил два небольших пятна на стене, весьма напоминавших спекшуюся кровь. А Гриша – заметил.
Больше в зале парень не отыскал ничего, несмотря на все старания. Следующую находку сделал Кравцов – опять отошедший, чтобы не мешать. Отошел он к провалу в полу и увидел: на неровном, ощетинившемся кирпичными зубьями краю – еще одно побуревшее пятно. Опять кровь.
Кто-то уходил этим путем – раненый? Или волокли труп? Чей? Спускаться вниз, в подвал, и искать ответы на подобные вопросы не хотелось. Но пришлось.
…Дыра вела в подвальное помещение – небольшое и изолированное от остальных подземелий. Внизу оказалось относительно светло, фонарь не понадобился, – прореха в перекрытии неплохо освещала место действия. Сюда, похоже, наводившие порядок рабочие не полезли: в пятне света виднелись разбросанные по земле банки, бутылки из-под портвейна, прочий мусор. В углах таилась тьма.
Гриша старался выглядеть спокойным – получалось плохо: нервно облизывал губы, на лбу выступили бисеринки пота. И каждый шаг делал медленнее предыдущего. Кравцов подумал, что парнишка совсем молодой – года двадцать два, двадцать три самое большее… И взял инициативу на себя: быстро прошел в дальний и темный угол, направил луч фонаря к стене…
Увидев разрубленную – глубоко, до переносицы – голову и широко раскрытые мертвые глаза Костика, Кравцов отчего-то не испытал ни ужаса, ни потрясения. Лишь мрачную уверенность: со всем здешним беспределом пора заканчивать. А еще – не менее мрачное подозрение: заканчивать придется именно ему.
«Никуда не поеду, – подумал он со злостью. – Останусь именно здесь, рядом с руинами, пусть Козырь думает что хочет. Пусть увольняет и объясняет причину увольнения… И еще многое ему придется объяснить».
Это не была вспышка эмоций. Все, копившееся в душе последние двое суток, сжалось, спрессовалось – и превратилось в холодную и жесткую решимость. Хватит успокаивать себя. В Спасовке правит бал непонятная бесовщина. Кто бы ни стоял за ней, Кравцов до него доберется. И мало гаду не покажется.
