Люди шли. Не все. Некоторые, судя по всему, глубокие старики или беспомощные больные, передвигались на четвереньках, а то и ползком на брюхе. Но достаточно быстро, не отставая от идущих. Равно как и младенцы – матери не обращали на них ни малейшего внимания.
Скоро Кравцов понял, куда направлено это безмолвное, все ускоряющееся шествие. К «Графской Славянке».
Он устремился туда же, обгоняя спящую толпу; Ворон теперь размашисто шагал во главе ее.
Свет в вагончике не горел, но сквозь окно бригадирской виднелся слабый отсвет экрана. Кравцов стал выбирать в вышине точку, угол зрения с которой позволил бы увидеть, что происходит внутри.
Выбрал. Увидел.
За компьютером сидел человек. Сидел неподвижно, лишь рука чуть двигалась, манипулируя «мышью».
Кравцов узнал себя.
Безмолвная незрячая толпа меж тем уже начала заполнять бывший графский парк – люди шли напрямик, не ища дорожек.
И стало ясно, что стремятся они не к руинам дворца. И не к пруду. И не торопятся пройти дальше, к церкви и кладбищу…
ШЛИ ОНИ К ВАГОНЧИКУ КРАВЦОВА.
Он – парящий в высоте – пытался дозваться, дотянуться не звуком, так хоть мыслью до себя же – сидящего перед экраном.
Не получилось.
Кравцов-за-компьютером остался в той же позе.
Ворон воздел свою палку, указывая на вагончик. Спящие потопали туда. Походка их заставила Кравцова-в-воздухе подумать не о сомнамбулах.
О восставших трупах.
Он заорал изо всех сил, в последний раз пытаясь расколоть, разнести на части свой невидимый кокон, пропускающий звуки лишь в одну сторону. Ему, кажется, это удалось. Отчаянный крик пронесся над парком, отразившись эхом в графских развалинах. Спящие подняли вверх мертвые лица и…
…И тут он проснулся.
Вскочил очумело, бросился к двери (не забыв подхватить заряженный дробовик). Открыл дверь, чуть помедлив, – чудилось, безмолвная толпа стоит там, а Ворон все продолжает указывать им цель своей палкой. Но открыл.
Никого там, конечно, не было. Луна освещала пустой парк. Развалины – на фоне свежих воспоминаний об озере и его кошмарных жильцах, о шествии спящих – казались безобидными и мирными.
Кравцов стоял, медленно приходя в себя. О человеке, бродящем где-то в ночи с длинным и очень острым предметом в руках, он в тот момент не вспомнил.
Позабыл о нем совершенно.
На станции Купчино было пустынно. Немногочисленный народ, ожидающий последнюю, в час ночи отходящую электричку, кучковался под светом редких фонарей.
Гном темноты не боялся и стоял в дальнем, неосвещенном конце платформы. У него сейчас шел важный умственный процесс. Гном обдумывал идею, впервые мелькнувшую у него больше полугода назад.
Но его размышления грубо нарушили со стороны.
Подвалили трое щенков и нагло попросили закурить. Гном – сам в юности баловавшийся подобными штучками – набычился и ответил подслушанной где-то фразой:
– Курева нет. Зато пиздюлей – полные карманы. Поделиться?
Если честно, то ему было по барабану – отвалят молодые педрилки или полезут на рожон. На всякий случай он прикинул, как
Педрилки тему прорюхали. Ничего не ответив, свалили в темноту. Правда, один из них – тот, что счастливо избежал пальцев, воткнутых в глазные яблоки, – попытался повыкаблучиваться. Но два других мудачка быстренько его оттащили. Гном проводил их равнодушным взглядом, без нужды агрессивным он не был.
Подгрохотала электричка – почти пустая, в каждом вагоне два-три человека, не больше. Гном мирно вошел, плюхнулся на пустое сиденье.
Ехал он с работы. Гном украшал своей персоной охрану большого, круглосуточно работающего продовольственного магазина, расположенного неподалеку от метро «Купчино». И числился, надо сказать, на хорошем счету у начальства.
С коллегами, правда, не ладил. Начальник охраны, косящий под братка Женя Бородин, сразу по приходу начал Гнома
Но с Гномом у Бородина дело как-то не выгорело. Первая попытка напоить его стала и последней – пил Гном лишь пиво, причем
