Графские развалины

Зигхаля по виду часто принимали за бомжа. Зря – в кармане у него имелся засаленный паспорт, а в паспорте штамп о прописке; имелась и однокомнатная квартира в близлежащей хрущовке (как подозревал Славик, совершенно пустая и изрядно загаженная). Зигхаля можно было бы назвать бичом, что некоторыми расшифровывается как «бывший интеллигентный человек». Одним из атавизмов интеллигентности стала манера произносить некоторые ругательства в книжно-научном варианте, режущем слух русского человека: «гуано», «кондом», «педераст»…

– Что-то давно тебя не видно… – равнодушно начал разговор Славик, не глядя на весьма заинтриговавшую его штуковину. Такому только покажи интерес – сразу заявит, что принес не сдавать на вес, а продать как вещь … Хотя и на вес, если это действительно бронза, будет стоить немало…

– Ха! Я на той неделе опять контору учредил, во!

– И сколько заплатили?

– Сквалыги попались, сто тыщ всего… Правда, с обхождением – стакан перед подписанием, стакан после – культура, блин!

Зигхаль на бумаге числился состоятельным человеком. Уставные документы по крайней мере полусотни фирмочек с очень ограниченной, просто микроскопической ответственностью, – именовали именно этого индивида своим учредителем и генеральным директором. Почти новый русский.

Ну да, все правильно, на «Льдинку», если дружки помогли, как раз до вчера ему той сотни и хватило… А сегодня начал шустрить на опохмелку… Где же он надыбал эту штуку и что она, собственно, такое?

А Зигхаль тем временем вываливал на весы содержимое рюкзака, уже рассортированное: медь, латунь, алюминий. Сплющенные мотки трансформаторной проволоки, старые латунные вентили, мятая крышка от кастрюли – обычный джентльменский набор. Славик привычно проверял кучки металла магнитом, гонял гирьку по рейке и с ловкостью пианиста-виртуоза брал аккорды на видавшем виды калькуляторе. И столь же привычно обсчитывал, немного, процентов на десять – в итоге это лишь компенсировало ухищрения иных его клиентов, умудряющихся шпиговать сдаваемый утиль начинкой, и близко не лежавшей от цветных металлов…

– Банки! – тоном мажордома Букингемского дворца гордо объявил Зигхаль, водружая на весы громыхнувшие кошелки.

– Банки не берем, – проникновенно и сочувственно сказал Славик. – Если хочешь, возьму как лом четвертой категории…

Тут Зигхаль должен был обреченно махнуть рукой – эх, бери, дескать, не тащить же обратно… Но не махнул, аккуратно снял кошелки, поставил к стенке у себя за спиной и нагнулся за хреновиной.

Вот так, значит. Банки как лом тебя уже не устраивают… И куда же ты с ними пойдешь, любезный? К Филе небось… Ну, Филя… Придется…

Мысль Славик до конца не додумал – бронзовая штука, представлявшая по форме правильный пятиугольник, на весы не помещалась, пришлось подгладывать доску. Лежа в горизонтальной плоскости, она напомнила Славику символ ушедшей эпохи – пятиугольник с буквами СССР внутри – знак так называемого качества. Нельзя сказать, что меченные подобным клеймом товары были заветной мечтой рядового советского потребителя. Славик, как многие другие, предпочитал в те времена вещи, украшенные не знаком качества, а простой и непритязательной надписью «Made in …».

Пентаграмма, – вспомнил Славик иностранное слово. (Он ошибся – пентаграмма представляет собой самую обычную пятиконечную звезду, нарисованную так, как рисуют ее детишки – пятью пересекающимися линиями. Принесенная Зигхайлем фигура именовалась по-гречески Пентагоном, или просто Пентагон.) Но Славик не разбирался в таких тонкостях: пять углов – значит пентаграмма. И точка.

Пять сторон пентаграммы были толстыми, в руку толщиной, и тоже пятиугольными в сечении. Славик по привычке поднес к ним мощный магнит – черного металла внутри не обнаружилось, наоборот, на какую-то долю секунды ему показалось, что штука отталкивает приближающуюся к ней руку с магнитом. Удивленно поднес еще раз – ощущение легчайшего сопротивления не появилось, видно и в самом деле почудилось…

– Ну ладно, сначала приятное, потом полезное. – Славик разорвал непочатую пачку «Беломора» и вручил Зигхалю папиросу.

Обычная его присказка и обычное, почти ритуальное, действие. Слева от входа у него висело коряво написанное на фанерке объявление (с почерком у Славика было не очень): «Каждому клиенту „Беломорина' бесплатно!» Не то чтобы оно так уж привлекало желающих избавиться от излишков цветного металла, оно скорее позволяло мгновенно определить статус новых клиентов – к взявшим папиросу Славик тут же начинал обращаться на «ты» и держался благодушно и покровительственно, как белый торговец, благодетельствующий неразумных дикарей огненной водой и отборными стеклянными бусами в обмен на какие-то там захудалые слоновые бивни и золотой песок. Иногда дармовой канцероген брали граждане, вполне прилично одетые и держащиеся преувеличенно высокомерно: дескать, вот, обнаружили чисто случайно дома пару килограммов латуни и решили занести по дороге на презентацию в Доме Кино… Таких Славик не любил особенно и старался ткнуть носом в дерьмо с мстительно-злорадным удовольствием…

Зигхаль жадно затянулся в ожидании расчета. Славик ждал, что он, по обыкновению, начнет хвастливо рассказывать, где и как он раздобыл эту увесистую геометрическую фигуру – и снова, как с банками, ошибся. Зигхаль молчал.

Ничего, сейчас ты у меня заговоришь, голуба, подумал Славик. Не в радость, когда разозленные люди рыщут по всем окрестным пунктам и разыскивают латунные причиндалы с могилки любимого дедушки. Почему-то пентаграмма казалась Славику похоронным аксессуаром, хотя ему ничего подобного на кладбищах видеть не приходилось…

Он неторопливо отсчитал самые мятые и грязные бумажки за принесенное в рюкзаке, демонстративно игнорируя лежавшую на весах пентаграмму; отдал Зигхалю и прямо, в лоб, спросил:

– Откуда это?

Тот начал что-то мямлить о свалке возле Южного рынка – Славик с каменным лицом убрал перехваченную резинкой пачечку купюр обратно в ящик колченогого стола. Встревоженный Зигхаль резко сменил пластинку:

– Да вот, поминки справляли третьего дня по Сергеичу. Помнишь, пропал такой? По суду мертвым ровно