Кульминации третьего приступа он не стал дожидаться. Деревянными шагами прошел в кладовку. Надавил рукой на одну из досок низкого потолка. На вид она не отличалась от прочих, но не была прибита и легко поднялась. Алекс привстал на цыпочки и пошарил в открывшемся тайнике. Нащупал и вытащил увесистый сверток. Принес в комнату и положил на стол, рядом с кордом – на пластиковой упаковке того четко отпечатались следы зубов.
Он не был дураком, Алекс, – в противном случае Первым Парнем не станешь – и недостаток образования отчасти замещал хорошей интуицией и умением многое заимствовать, общаясь с людьми культурными и знающими…
А сейчас – за тот короткий промежуток времени, пока боль исчезла и голос ничего нового не потребовал, – на Алекса вообще снизошло какое-то озарение. Он понял все или почти все: что слова, произносимые голосом, не важны, что это просто средство расшатать какие-то защитные барьеры в мозгу и открыть его для прямого внушения; что боли в паху на самом деле нет и никогда не было, что она внушена ему точно так же, как и приказания голоса, – и именно поэтому от несуществующей боли не помогут ни врачи, ни лекарства; что из ловушки нет выхода… Еще Алекс понял, что все последние годы – а не только сегодня, схваченный неведомо кем за мошонку – он занимался вовсе не тем, чем хотел. Что, например, ему совершенно не нужны и неинтересны прилежно трахаемые почти каждую ночь мочалки, что он давно, года три, не меньше, любит Аделину и что…
Тут трос натянулся.
И увлек Алекса в бездну.
Человек, уверенными движениями разорвавший бумагу свертка, остался Александром Шляпниковым уже в весьма малой степени.
В свертке лежали гранаты Ф-1, в просторечии именуемые «лимонками». Пять штук. Детонаторы отдельно, каждый завернут в свою промасленную тряпочку. И гранаты, и детонаторы были старые,
Гранату, выглядевшую лучше других, похожий на Алекса человек сразу отложил в сторону.
Кравцов мчался к месту встречи, нарушая все правила и ограничения скорости. В результате пришлось ждать минут двадцать, высматривая на ведущем из Питера шоссе знакомый «сааб» – пепельница наполнилась сигаретами, закуренными и тут же потушенными.
Паша подъехал не на «саабе». Огромный черный джип, взвизгнув покрышками, остановился рядом с «Антилопой». Человек, сидевший за рулем, был Кравцову незнаком. С переднего пассажирского места вышел Козырь – как показалось, до странного медлительно. Кравцов метнулся к нему.
– Как все произошло? Куда смотрела твоя трахнутая охрана? – набросился он на Пашку.
– Поехали вместе. Но пути расскажу, – медленно сказал тот. И попытался сесть за руль «Антилопы».
Тут же рядом возник водитель джипа. Именно возник – только что сидел там и как-то вдруг оказался рядом. Сказал жестко, взяв за рукав:
– Нет, Павел Филиппович. Хотите ехать вдвоем – езжайте. Но вы – пассажиром.
Кравцов при одном взгляде на этого человека догадался: он, «охотник». На вид совсем не супермен- Терминатор: лет тридцати, худощавый, среднего роста, узкий в кости. Но сомнений не возникало. Кравцов лишь сейчас осознал – не разумом, а убедившись воочию, – что значат часто употребляемые романистами слова: «глаза убийцы».
Пашка спорить не стал. Неловким, угловатым движением сел на пассажирское место. Кравцов уже понял, что его друг пьян – внешне не слишком заметно, но весьма сильно.
Это казалось странным и диким. Козырь даже много лет назад – когда лихо выпитый стакан портвейна считался в их компании признаком взрослости и мужественности – пил более чем умеренно. И ныне не злоупотреблял… А когда говорил о спившихся былых дружках-приятелях, в голосе слышалась ничем не прикрытая брезгливость.
«Антилопа» неслась в Спасовку. Джип «охотника» держался сзади. Пашка говорил медленно, без всякого выражения:
– Около одиннадцати ей позвонили. Поговорила, сказала охранникам, что должна отъехать на часок по моей просьбе. Посадила детей в свою «Оку» и уехала. Я ей не звонил. И никого другого не просил.
Кравцов ничего не понял.
– Постой… Почему тогда похищение? И чем, вообще, там занимались эти орлы из охранного? В нарды играли?
– Действовали п-по инструкции, – сказал Козырь так же медленно, споткнувшись языком на простом и коротеньком слове. – Один поехал с ней, второй остался смотреть за домом. Через час никто не вернулся. Через полтора – тоже. Оставшийся м-мудак позвонил своему коллеге на мобильный… Тот не ответил. Вопреки всем инст… инструкциям. Тогда он связался со мной.
– До Наташи ты пробовал дозвониться?
– Телефон отключен или вне зоны приема.
Оставалась надежда на совпадение, вызванное хреновыми нашими дорогами, хреновым роумингом, хреновой надежностью хренового автомобиля «Ока» или еще хрен знает чем…
Пашка, похоже, был абсолютно убежден в обратном.
– Это Сашок, – сказал он с апатичной уверенностью. – Воскрес. И пришел забрать меня – туда. Знает, что я сам пойду – за Наташкой и пацанами…
Кравцов поморщился. Не стоило Козырю пить, несет полную ахинею. Призраки по всем канонам материализуются и дематериализуются, но никак не ночуют в пещере на Поповке. И не снимают вполне материальной тряпкой смазку со своего призрачного оружия.
Но Пашка продолжал твердить о воскресшем мертвеце.
