Путь загромождали обломки. Пауль медленно, ощупью двигался вдоль стены. Жалел, что не прихватил впопыхах факел.
Потом услышал – тварь сзади! Тварь догоняет! Звук быстро приближался, – в котором сплетались звуки шуршащие, скребующие и влажные, мерзко-хлюпающие.
Крайсманн рванул в темноту, напролом, не разбирая дороги. Тут же упал, споткнувшись. Не успел встать на четвереньки – за ногу схватило, поволокло… С отчаянием пойманной крысы он извернулся, надавил на спуск. М-40 загрохотал в руках. Сверху снова посыпались камни. Желтые вспышки осветили нависшую над Паулем чудовищную тушу.
Щупальца стиснули грудь, играючи вышибли автомат. Одна рука сломалась. Кошмарная боль пронзила насквозь. Пауль не смог удержать вопля – но сознание не потерял. Пальцами другой руки нащупал гранату, сорвал кольцо. Детонатор был с шестисекундным замедлением – и шесть секунд растянулись в адскую вечность. Вопящий Крайсманн чувствовал, как ломаются его кости, как разрываются мышцы и связки… Ослепительная вспышка пришла долгожданным освобождением. Пауль умер.
Взрыв разодрал, нашпиговал осколками огромное новое тело Хосе – но не убил. Именно в это мгновение он окончательно стал собой – и беззвучно завопил: за что? За что, Дева Мария?
Темнота не мешала Хосе – он видел, как рушатся сверху многотонные глыбы, потревоженные взрывом, как плющат и сминают его (не его! не его!) громадную тушу. Потом глаза лопнули, взорвавшись изнутри – и в последний свой миг Хосе почувствовал, как колоссальное внутренние давление разрывает его на части… Потом Хосе Ибароса не стало.
Граната Пауля показались детской хлопушкой на фоне второго взрыва, скорчившего судорогой недра Поповой горы…
Ошарашенные люди метались по графскому парку – и не понимали ничего. Ни бомбы, ни снаряды не взрывались – но земля ходила под ногами, как палуба угодившего в шторм корабля. Перекрытия особняка стали рушиться через пару минут после начала катаклизма; вспыхнул пожар – никто его не тушил…
Команданте – голова торопливо перевязана, на парадном мундире кровь – пытался хоть как-то унять панику. Получалось плохо. Немецкий оберст остался внутри, под обломками – и многие испанцы тоже…
Погибших подсчитали утром. Оказалось их немногим менее сотни. Но дольше всего – шепотом, на ухо – толковали о странной смерти оберштурмбанфюрера Кранке. Он вышел из дымящихся руин спустя три часа после рассвета. Механически, как заводная игрушка, отшагал по прямой сотню шагов – ничего не замечая, никому не отвечая – упал и застыл неподвижно. Поспешившие на помощь врачи изумились: по их словам, шейные позвонки эсэсовца были сломаны много часов назад, и даже трупное окоченение успело пройти…
Трупы извлекали из завалов три дня. Нескольких человек недосчитались. О судьбе прикомандированного к оберштурмбанфюреру Кранке рядового Хосе Ибароса никто не вспомнил.
Глава 2
16 июня, понедельник, утро, день
Кравцов, как когда-то выражалась про него Лариса, ушел в трудоголический запой. Правда, раньше с ним такое случалось при создании собственных художественных текстов – а сейчас он работал с чужими и документальными, скачанными из Сети. Но состояние оказалось тем же, что и на финишном рывке при завершении повести или романа: времени не замечаешь, усталости тоже, сон и аппетит смущенно ретировались, – а прихотливо разрозненные до сего времени нити сюжета стягиваются, ложатся одна к одной, и все яснее, четче виден рисунок финала…
То же самое происходило и сейчас – но вместо финала романа из огромного количества разбросанных там и тут фактов и фактиков перед мысленным взором Кравцова складывался образ графини Юлии Павловны Самойловой.
Образ таинственной женщины, но – в том сомнений не возникало – плотно связанный с загадками «Графской Славянки». Причем с загадками как графского особняка, так и Спасовской церкви св. Екатерины- великомученницы.
Неужели никто не замечал? – недоумевал Кравцов. Неужели всем застилали глаза
За ярким блеском этих фактов ни у кого не дошли руки проанализировать массу
Например: 25 января (по новому стилю 6 февраля) 1825 года Юлия Павловна вышла замуж за графа Николая Александровича Самойлова, флигель-адъютанта великого князя Николая Павловича. В качестве свадебного приданого получила от дедов-Скавронских «Графскую Славянку».
А уже в 1827 году разошлась с мужем, не разводясь. Между прочим, за эти два года произошло немало интересных событий: умер Александр Первый, отрекся от престола брат его Константин – и Николай Павлович неожиданно для всех и для себя самого оказался на престоле… Соответственно, его флигель- адъютант граф Самойлов, стал особой, весьма и весьма приближенной к трону. Никак не стоило с ним открыто и демонстративно расходиться и навлекать на себя длительную неприязнь императора…
Остыли чувства? Так, что графиня видеть не могла больше супруга? Но, извините, это не с опостылевшим мужем жить в однокомнатной «хрущевке». Что городской особняк Самойловых, что загородный, – размеры имели вполне достаточные. Можно было, сохраняя видимость брака, жить абсолютно раздельно – встречаясь раз в месяц на официально проводимых мероприятиях. Практика, широко практикуемая в те годы высшим светом…
Однако – разошлись публично. И в особняке, стоящем ныне в виде руин, граф Николай Самойлов не появлялся – строительство каменного дворца на месте былой деревянной усадьбы было затеяно спустя пару лет…
Вопрос: а зачем тогда Юлия Павловна Самойлова, урожденная фон дер Пален, вообще сходила замуж? Ведь уже не девочка была, двадцать три года (по другим источникам – двадцать пять). Значит, никак она не могла обвенчаться в результате первой девичьей влюбленности. Никаких намеков на добрачную
