Но «волхв Елисей» не молчал, оговорив множество людей, – и непричастных, и действительно замешанных в его тайные дела.
На казнь доктора собралась огромная толпа людей – проклятья вслед повозке с осужденным бросали вполне искренне, свято уверенные, что именно маг-иноземец виновен во всех бедах последних лет, что именно его наущениями монарх стал «немилостив на кровопролитье». Имя чернокнижника надолго осталось в памяти народной словом-пугалом…
Возможно, доктор мог избежать костра – или хотя бы отсрочить его Но не сказал Бельскому ни слова про свое зелье и сделку с Гаврилой. Потому что тремя неделями раньше в Новгороде были сожжены его старухи-ведуньи. Казнь произошла без особой огласки, и никаких дошедших сквозь века легенд не вызвала, осталась лишь краткая запись в царском Синодике убиенных: «В Новгороде [10] 15 женок, сказывают, что ведуньи, волхвы…» Немногочисленные свидетели говорили, будто из охваченного пламенем сруба – открытые костры для своих аутодафе Русская Инквизиция никогда не использовала – доносились не людские крики, но прямо-таки звериный вой…
Опричнину Грозный всё-таки отменил – впрочем, верные псы государевы лишь сменили название, составив так называемый Удельный двор. А в Святой Расправе с тех пор установилось двоевластие – формальным главой оставался Богдан Бельский, но всё большую реальную власть забирал Гаврила Ртищев. И все знали, кто после смерти царя (всё чаще и чаще хворавшего без снадобий Бомелея) станет единоличным главой инквизиторов на Руси: прошли те времена, когда Ртищев держал в руках наследника Ивана лишь посредством двух перехваченных писем, – многие тайные дела связали их ныне накрепко…
Бельский тоже знал и никак не хотел смириться с таким развитием событий. И рискнул-таки – подмешал на одном из пиров дурманное зелье в питье самодержца. Царский кравчий, по обычаю делавший первый глоток из кубка Иоанна, не подозревал ни о чем, но негласно и загодя получил противоядие…
Когда царь вынырнул из наполненного кошмарами забытья, рядом лежало неподвижное, окровавленное тело старшего сына. Царевич был еще жив, но Бельский не сомневался, что истинных обстоятельств дела рассказать умирающий не сможет: получил первый страшный удар по затылку, не успев обернуться на послышавшиеся сзади шаги… Затем кровью наследника измазали конец посоха, с которым не расставался Грозный, туда же аккуратно прилепили несколько волосков из шевелюры Иоанна Иоанновича..
Авантюра Богдана Бельского, сделавшая следующим русским царем кроткого и богобоязненного Феодора Иоанновича, осталась первой и последней удачей главного русского инквизитора… Вся последовавшая его жизнь – до бесславного убийства в 1611 году в Казани – стала сплошной чередой провалов.
В последний год жизни Грозного ездил Бельский во главе посольства в Англию, вел переговоры об очередном, восьмом браке государя с королевской сестрой Марией Гастингс – неудачно. В начале царствия Феодора попытался было возродить опричнину – вновь неудачно. После смерти Феодора Иоанновича, не оставившего наследников, попытался вновь впихнуть на престол псевдоцаря Симеона Бекбулатовича – тщетно, самодержцем нежданно-негаданно стал Годунов, который не простил попытку Бельского – спустя четыре года приказал выщипать по волоску бороду и отправил в ссылку. Затаивший бешеную злобу Богдан сделал главную жизненную ставку на Самозванца – и вновь проиграл всё…
Но тогда, после смерти царевича, Бельский свято верил в свою звезду. И стал исподволь убирать с ключевых постов в Расправе людей Ртищева, подбираясь к главному своему неприятелю. И был близок к успеху – нрав у Грозного в последние годы и месяцы стал уж вовсе непредсказуем, летели головы самых ближних, самых верных…
Гавриле ничего не оставалось, как пустить в ход последние восковые шарики из запаса Бомелея. Подкупленный теремный холоп натер извлеченным из них зельем белые фигурки в комплекте царских шахмат… Холопа, бравшего зелье голыми руками, даже не пришлось убивать – тучный, одышливый, он сам умер в тот же день от приступа удушья.
Ртищев терпеливо ждал, зная, что ждать недолго, – порой на царя находил стих сыграть после обеда в шахматы. Причем Грозный всегда выбирал белые фигуры…
Глава 6
БЫСТРОТА И НАТИСК
Рабочий день в здешнем офисе «Уральского Чуда» завершался в шесть часов вечера. Но я позвонил Жеброву на два с лишним часа позже, уверенный: никуда он не уехал, сидит на месте, ждет моего звонка… И хотелось бы надеяться, что долгое бесплодное ожидание не пошло ему на пользу, что экс-чекист занервничает, сделает какую-либо ошибку…
– Сергей? – сказал Жебров, едва сняв трубку. Утверждения в его тоне было больше, чем вопроса.
Ладно, автоматическим определителем номера никого ныне не удивишь… Но фокус состоял в том, что звонил я не из унаследованной квартиры – с улицы, с трехсотметрового расстояния от теткиной хрущевки. Телефоны с «базой» и переносной трубкой – тоже весьма полезные приспособления.
– Сергей, Сергей… – подтвердил я.
– Слушаю вас внимательно, – Жебров явно предоставлял мне инициативу в разговоре.
– Я поразмыслил и решил принять ваше предложение. Насчет продажи квартиры. Со всеми шкафами, шифоньерами,
Вот так. Словно и не было ночного визита и пришпиленной к столу визитной карточки. Не интересует студента Рылеева девушка Эльза. Вернее, двести тысяч долларов интересуют куда больше…
– Как и когда мы сможем оформить сделку? – настойчиво спросил я. – У меня, честно говоря, есть и другие покупатели на примете…
Сработает или нет? Если за теткиным домом наблюдают – Жебров наверняка уже получил информацию, что я двадцать минут назад вошел в подъезд, влача огромнейший чемодан. А вот про мою эвакуацию через окно пустующей квартиры на втором этаже он едва ли догадывается.
После короткой паузы прозвучал ожидаемый ответ:
– Рабочий день уже закончился, Сергей, а денежные вопросы я единолично не решаю… Попробую связаться с финансовым директором. Оставайтесь у телефона, я перезвоню в ближайшие полчаса.
– Жду.
Запиликал отбой. Ждать я не стал – нельзя было терять ни минуты. Но и от телефона не отлучился – трубка так и оставалась в кармане, пока я торопливо пересекал два двора и садился в притаившийся за какими-то сараюшками «уазик». Не успел завести двигатель – ожила портативная рация. Единственное кодовое слово Скалли подтвердило – все наши расчеты оправдались. Жебров
Я торопливо покатил в сторону «Уральского Чуда».
События, ставшие следствием телефонного разговора, воочию наблюдать мне не довелось. Жаль, зрелище того стоило…
Дело происходило так.
Спустя десять минут после того, как Жебров повесил трубку, к теткиному дому подкатили две машины: знакомый мне «Паджеро» и «Форд»-микроавтобус. Как и ожидалось, экс-чекист сделал выводы из моей стычки с «богатырями» у «Заимки» – из машин выгрузились аж восемь человек. Во главе с самим Михаилом Аркадьевичем. Была там и троица амбалов-богатырей (Добрыня бережно пестовал загипсованное запястье), были люди менее внушительных габаритов. К дверям подъезда они даже не успели направиться, кое-кто еще вылезал из салонов, когда раздался странный звук – свист, затем удар твердого о твердое…
Крыша микроавтобуса украсилась огромной вмятиной. В центре вмятины гордо возлежала половинка кирпича.
Изумленная пауза тянулась недолго, кто-то лишь успел начать матерную тираду – и не закончил. Кирпичи посыпались градом. Сверху, с крыши пятиэтажки.
Стрельба велась в основном по машинам, но отдельные шальные снаряды попадали и по стоявшим рядом людям. Одному из бойцов кусок кирпича угодил в плечо, другому рассек щеку, отрикошетив от «Паджеро».
После короткого оцепенения Жебров отдал команду – и его орлы рванули к парадной с высокого старта. Сам шеф предусмотрительно остался сзади, задрал голову, пытаясь высмотреть неведомых стрелков –
