– Очень хорошо. А сейчас я вынужден вам объявить, что по законам военного времени вы считаетесь задержанными до... До прояснения обстановки. У вас есть оружие?
Лесник немного помедлил с ответом.
– Да, есть.
– Положите его на палубу, – приказал мичман, не приближаясь и не опуская револьвер.
Ну и что? На самом деле сдаться морякам Рожественского в надежде сделать их своими союзниками? Конечно, обладая скоростью реакции полевого агента, ничего не стоит нырнуть обратно за дверь и запереться, – разминувшись при этом с пулями, выпущенными и из нагана, и из трехлинейки... Но зачем? При любом раскладе сразу к стенке не поставят, не девятьсот восемнадцатый год все-таки... К тому же под шальную пулю может попасть Юхан Азиди, – и вполне вероятно, что никто из его боевиков не владеет информацией, которая позволит агентам вернуться в
3.
– Положите оружие! – настойчиво повторил мичман. Холодка в голосе прибавилось.
Лесник засунул руку под накидку, медленно, без резких движений извлек автомат, осторожно опустил на палубу.
Затем Казакевич повернулся к арабу:
– Попрошу вас сделать то же самое.
– Он не понимает по-русски, – пояснил Лесник. И повторил слова мичмана на английском – судя по первой прозвучавшей фразе, полиглот из моряка был никудышный.
Юхан Азиди немного поколебался, переводя взгляд с Лесника на мичмана и обратно. Затем тоже сунул руку за отворот пиджака и осторожно вытащил оттуда пистолет с непропорционально длинным и тонким стволом. Положил на палубу.
Казакевич обернулся к матросу, намереваясь что-то приказать – но тут со стороны ходовой рубки раздался треск автоматных очередей: одна, вторая... Затем все перекрыл громовой звук выстрела из оружия, которое Лесник не смог опознать. Грохнуло несколько винтовочных выстрелов, и вновь наступила тишина.
Мичман насторожился, будто принюхиваясь к воздуху. Затем махнул правой рукой, в которой все еще сжимал револьвер, в сторону открытой двери:
– Пилипенко, осмотри помещение!
Пилипенко... Лесник вспомнил генерал-майора с той же фамилией – еще не появившегося на свет. А ну как сейчас грохочет ботинками по трапу его родной прадедушка?
Спустя пару минут матрос доложил:
– Пусто, ваше высокоблагородие! Баталерка, не иначе, – свертки лежат, ящик какой-то... Люк, две двери, – все задраены, но запоры с нашей стороны. Дальше идти, ваше высокоблагородие?
– Отставить! Нечего в глубь в одиночку соваться... Шагайте вперед, к баку, – сказал мичман уже Леснику, а Юхану Азиди сделал недвусмысленный жест наганом. – Пилипенко, приглядывай за ними.
– Да куды ж они сбегут, ваше высокоблагородие! – отозвался матрос, но тем не менее вновь угрожающе поднял винтовку.
Так гуськом они двинулись в сторону носа корабля – впереди араб с поднятыми руками, за ним Лесник, позади – матрос и мичман, подобравший с палубы оружие задержанных.. Поднимать руки вверх полевой агент Новой Инквизиции счел ниже своего достоинства.
Лесник, покидая их убежище, ни о чем с Дианой не договаривался. Похоже, у напарницы созрел собственный план действий, не предусматривавший близкого знакомства с русскими моряками – и отвела глаза мальчишке она легко и просто. И от себя, и от двух арабов, – мертвого и связанного.
Проходя мимо открытой двери, Лесник сделал незаметный со стороны условный знак, означавший: каждый действует по обстановке, на свое усмотрение. И пошагал в сторону бака.
Дела минувших дней – VII
Северное море, октябрь 1904 года
Из рассказа боцмана картина прояснилась несколько более полная, чем из сбивчивого рассказа матроса.
Обыскивая носовые надстройки, группа под водительством Кухаренки натолкнулась на помещение, где неизвестные люди, числом около полутора десятков, и в самом деле совершали мусульманский намаз. «Нагляделся я в Туркестане на такое, – пояснил боцман Старцеву. – У них не забалуешь, Аллаху аллахово отдай и не греши, по пять раз в день на карачки становятся...»
Молящиеся встретили пришельцев весьма недружелюбно, тут же похватали оружие, о боевых качествах которого Кухаренко отозвался достаточно высоко: «пули мечут, как горохом сыплют...» Но в тесном замкнутом пространстве преимущество в скорострельности не помогло скучившемуся противнику: моряки огнем очистили помещение, без потерь уложив пятерых «басурманов». Те отступили в коридор, туда же на плечах противника ворвался и боцман с товарищами.
Но здесь характер боя изменился: «басурманы» действительно облачились в некие плащи – волшебные они или нет, Кухаренко не знал, но ружейный и револьверный огонь на самом деле потерял какую-либо результативность.
Моряки, не долго думая, ударили в штыки – и вновь опрокинули неприятеля. На сей раз без потерь не обошлось: один матрос убит, другой ранен... Когда к противнику, по всей видимости, подошло подкрепление (по крайней мере ответный огонь стал куда гуще), боцман, потерявший треть группы, счел за благо отступить. Отходя, моряки задраили перекрывавшую коридор дверь – «без пироксилину не отопрут, нехристи», – выразился Кухаренко.
Оставалась возможность, что оправившиеся враги попытаются контратаковать, найдя обходной путь из
