подходы отлично просматриваются и простреливаются. Показал рукой:
– Разместишь вот здесь. Через три часа сменишь караульных. Исполняй!
– Есть!
– А мы с вами, Степан Филиппович... – начал было Старцев, обращаясь к мичману. И не договорил...
Резкий, гортанный крик на непонятном языке заставил поднять взгляд. Наверху, у «тарелки», – два человека. Маскарадные оранжевые балахоны. Нацеленное оружие. Новый крик – совсем уж истошный, истерический. И тут же – очередь по русским морякам, столпившимся на спардеке – длинная, от борта до борта.
Старцев рухнул плашмя на палубу, выдергивая в падении кольт...
Глава шестая. Против лома нет приема
1.
Отчего-то считается, что в последние перед смертью секунды перед мысленным взором человека успевают промелькнуть картинки всей прожитой им жизни... Хотя свидетельств тому – после смерти реальной, не клинической – получить ни от кого не удалось.
Лесник умирать не собирался, но за пару секунд, когда он нарочито медлительным движением доставал из рукава Дыев нож, в памяти всплыло многое. Очень многое...
Залитая кровью ординаторская роддома в Царском Селе, залитая в самом прямом смысле слова... Расчлененные останки Эдика Радецки – боевого товарища и попросту друга... Искореженное, изломанное тело Анны с торчащим из глазницы обломком ножа... И еще многие трупы, трупы своих и чужих, оставшиеся за спиной в тот страшный день.
Во всем был виноват один человек.
Человек, убитый Лесником.
Человек, тем не менее стоящий сейчас рядом и ничего не подозревающий о своей роли в кровавых событиях, которым предстоит свершиться много-много лет спустя.
Богдан Буланский.
2.
Он мог убить Богдана, не сходя с места. Мог даже избежать пуль из винтовок, словно невзначай повернутых в их сторону, – матросы и понять не успеют, что здесь произошло. Буланский со своим браунингом представлял куда большую опасность – Лесник понятия не имел: как, по каким методикам готовили лучших бойцов Десятого присутствия.
Но в любом случае рана, нанесенная Дыевым ножом, станет смертельной для Богдана – миостагнатор, рассчитанный на мутировавшие протофибриллы нелюди, обычного человека убивает быстро и надежно... Паралич сердечной мышцы, и конец истории.
Нож выползал из рукава медленно-медленно: вот показался первый зубец... вечность спустя – второй... Ну же... Один удар, и...
И что? ЧТО???
Анна останется жить... И Крокодил... И отец Алексий... И многие другие – останутся. Люди и не-люди... И едва ли когда-либо Юзеф придет к юному Андрюше Урманцеву, и тот никогда не станет Лесником, одним из солдат Новой Инквизиции... Возможно, и сама Контора никогда не появится на свет, по крайней мере именно в таком виде... Ну и черт с ней...
Левая бровь Богдана медленно поползла вверх – понял наконец, что именно намеревается продемонстрировать ему Лесник. Или не продемонстрировать... Или вонзить в сердце...
Ну же...
Решай... Решай, черт подери!!!
Третий зубец показался из-под обшлага... Дуло браунинга Богдана столь же медленно начало отодвигаться в сторону...
Донелли... Патрик Донелли... Сказавший так много и еще о большем умолчавший... Почему коммандер с такой легкостью совершил измену – если называть вещи своими именами? ЧТО узнал он из предсмертного бреда Харпера? Что-то ведь очень страшное... Что-то, что оправдывало все последующие действия Донелли... Потому что не казался коммандер изменником, хоть ты тресни...
Не обернется ли удар Дыевым ножом чем-то не менее страшным? Не только для Лесника или Буланского – для России, для всего мира?
Трехзубый клинок полностью покинул свое укрывище.
НУ???!!!
Он протянул Дыев нож рукоятью вперед. И заставил себя улыбнуться.
3.
– А я, милостивый государь, так и подумал, что корабль сей не из нашего времени, – сказал Буланский несколько минут спустя. Совершенно буднично сказал... – Довелось прочесть, знаете ли, роман одного англичанина, мистера Харберта Вэллса... Читал и изумлялся наивности автора. Да разве может гений- одиночка собрать в своей мастерской аппарат, способный пробиться сквозь время? Или, скажем, чудо- оружие, способное уничтожить весь мир? Нет, милостивый государь, для успешного завершения подобного предприятия вся мощь государственной машины потребна.
Буланский похлопал ладонью по станине ракетной установки, словно демонстрируя пресловутую государственную мощь.
Затем продолжил несколько иным тоном, возвращая Леснику Дыев нож:
