– Неужели русские моряки способны причинить вред некомбатанту, да к тому же еще и гражданину не воюющей державы? – изумился он несколько наигранно, и Лесник понял: слова араба, обращенные по видимости к агенту Инквизиции, на деле адресованы Старцеву.
– Нет, конечно же, – сказал капитан-лейтенант, не задумываясь. – Очевидно, господину Урманцеву просто не известно, что...
«Благородство – очень полезная вещь, – досадливо подумал Лесник. – Особенно для подлецов, имеющих дело с благородными людьми...»
Но, как тут же выяснилось, у Богдана Буланского были свои понятия о благородстве. Равно как и о мерах, кои возможно применять к некомбатантам.
– Боюсь, вы ошибаетесь, любезный, – обратился он к Азиди, бесцеремонно перебив Старцева (обратился на великолепном английском, кстати). – Некомбатанты, с оружием в руках захватывающие суда, именуются несколько иначе, – пиратами. А касательно их, пиратов, существует один чудесный международный договор, подписанный в Лондоне еще в 1820 году, к которому впоследствии присоединилась и Россия. Согласно означенному договору, захваченных пиратских главарей можно и должно вешать без судебного разбирательства – в случае невозможности доставить их для оного разбирательства. Рей я здесь что-то не видел, но, думаю, мы найдем, к чему привязать веревку.
– Ла илихи илла Ллаху... – забормотал Азиди. Взгляд его вновь стал отсутствующим, устремленным куда-то далеко-далеко...
5.
Громкий крик караульного матроса оборвал разговор. Подхватив оружие, все высыпали на палубу – все, кроме араба, прикованного наручниками Буланского к тянущейся вдоль переборки трубе.
Тревога оказалось ложной, боевики Халифата никаких попыток отбить главаря не предпринимали. Неподалеку, в паре кабельтовых от «Тускароры», проплывал пассажирский лайнер – точь-в-точь как злополучное ганзейское судно: материализовался полупрозрачным призраком, на несколько секунд обрел вещественность, затем снова истаял, растворился в клубящемся тумане...
На сей раз обошлось без столкновения, и людей разглядеть не удалось, – даже смутные тени не мелькали за многочисленными окнами непропорционально высокой надстройки. Лишь донесся отзвук игравшей внутри музыки. Мотив показался Леснику знакомым...
«Современной постройки судно, – подумал он, – если, конечно, в этом прилагательном сейчас остался хоть какой-то смысл... Конец двадцатого или начало двадцать первого века. Интересно, а если бы мы столкнулись, как с тем злополучным коггом, и я попытался бы перескочить к ним на борт – угодил бы в свое или почти свое время? Или какой-нибудь побочный эффект зашвырнул бы к ихтиозаврам?» А вслух сказал:
– Тут неподалеку, господа, сложен груз, в котором весьма заинтересованы наши террористы. Предлагаю перенести его сюда, – он кивнул на дверь за спиной. – Будет хоть какой-то предмет для торга.
Капитан-лейтенант, не медля, отдал приказ – трое матросов и боцман Кухаренко пошагали следом за Лесником. Туман, рассеявшийся было после очередного хроноскачка, сгущался...
В помещении, послужившем временным убежищем Диане и Леснику, последнего ждал неприятный сюрприз: водонепроницаемый контейнер оказался взломан. Лесник откинул крышку – содержимое ящика кто-то перерыл, явно в спешке, но на первый взгляд все на месте, набит почти доверху... Хотя, конечно, пропажу какой-либо одной книги или схемы исключить нельзя. Или даже нескольких.
Пакеты с микрофильмами оказались на месте. Связанный боевик исчез, равно как и труп его коллеги. Вместе с ними исчезла Диана – и Леснику очень бы хотелось знать, где она сейчас...
И чем занимается.
6.
Буланский удивил Лесника: вернувшись к пленнику, бегло заговорил с ним на арабском. Вот ведь полиглот, черт его побери...
Юхан Азиди нехотя отвечал на том же языке, некоторые реплики Богдана попросту игнорировал.
Лесник кусал губы, не имея возможности помешать разговору, или хотя бы понять его смысл. А что, если все патриотические слова Буланского о России, имеющей шанс стать мировым гегемоном, – лишь маска? Что, если его честолюбие уже в 1904 году окажется куда сильнее лояльности к Инквизиции? Призрак власти над временем, власти над миром, – заманчив, ох как заманчив...
– Бесполезно, – сказал Буланский по-русски спустя некоторое время. – По-моему, милостивые государи, перед нами умалишенный. Смерти он, видите ли, не боится, ибо уже умирал... Придется разговаривать с ним совсем иначе.
– Господин коллежский асессор! – неприязненно повысил тон Старцев. – Применения пыток я здесь не допущу, что бы там ни оказалось в вашем предписании!
Капитан-лейтенант сделал знак боцману Кухаренко. Чернобородый гигант придвинулся поближе к пленнику, положил руку на свой чудовищный револьвер. И сказал с легким сожалением:
– Так точно, вашскобродие! Хотя в Туркестане, помню... – не договорил, завершив фразу вздохом.
– Помилуйте, Николай Иванович, кто же говорит про пытки? – удивился Богдан. Повернулся к Леснику:
– Скажите, коллега, вы владеете месмерическими методами допроса?
– В незначительной степени, – покачал Лесник головой. – Не настолько, чтобы вести допрос самостоятельно.
– Мне всего лишь нужен ассистент. Плотный контакт с расстроенным разумом этого господина требует подстраховки. Я попросил бы вас, Николай Иванович, отослать матросов на палубу. Сами же, при желании, можете понаблюдать за допросом. И убедиться, что ни единый волос не упадет с головы вашего дорогого некомбатанта.
Дела минувших дней – VIII
