Цвет абрикоса

Не хватит и жизни,
осмотреть все окрест.
Красавицы бродят по дамбе -
украшение здешних мест.

Цю Чунь тоже осушил до дна бокал.

- Я просто посмешище на этом собрании, - сказал он. - Мои стихи никуда не годятся.

- Не нахожу, - ответил ему студент. - Картина, вами нарисованная, пронизана чувством, а в ритме слышны мерные удары каменного гонга. Теперь черед Фэн Хаохао.

Та стала отнекиваться:

- Нет. Пусть лучше начнет Паньпань.

- Этот разговор напоминает длинное предисловие. Зачем тянуть время? - заметил кто-то.

- Хотите посмеяться надо мной? Ну ладно. - Паньпань встала и прочла:

Сады и дворцы Лояна -
дорога меж них одна.
Стража с колотушками
бродит по ней до утра.
Красавиц любят в лодках,
их любят и в садах.
А тот, кто самый ловкий,
ночует в теремах.

- Похоже, не только слух гостей осквернила, но и досадила их взору, - сказала она.

- У тебя, - сказал ей студент, - настоящий талант. Все поздравили ее, также найдя ее необыкновенно даровитой. Велели сказать слово Фэн Хаохао.

- Повинуюсь, - ответила та и прочла:

Из перьев зимородка
заколка - в цвет наряда.
Брожу одна
по улицам Лояна.
В тени дерев
любуюсь красками цветов.
Закатной порой на реке
встречаю удальцов.

Студент был восхищен и горячо ей аплодировал. Девицы - прехорошенькие чаровницы в шелках - вполне соответствовали своей славе и на многих пирах были подлинным украшением собрания. Услышав похвалу из уст студента, каждая из прелестниц одарила его долгим взглядом: так катит воды стылая река осенней порой. Студент был изрядно пьян. Он уставился на девушек, не в силах отвести взгляд: пылал страстью, точно костер. Подумал про себя: 'Как славно было бы хотя бы с одной из них провести ночь'. Между тем празднество затянулось, все были сыты и порядочно пьяны. День сходил на нет, и начало темнеть. На небе высыпали звезды. Цю Чунь на правах хозяина радостно возгласил:

- Прошу господина Юэшэна посетить вместе с нами гнездышко девиц, как говорится в таких случаях, 'вкусить аромат', предавшись любовной радости.

- Я так налит вином, - ответил тот, - и еще не воздал вам за угощение сторицей, потому пристойно ли принимать второй подарок?

- А разве не с вами мы заключили союз побратимства? - заметил Ван Шичунь. - Если не последуете нашему слову - мы не друзья навек.

- Господин Фын! - вмешался Цю Чунь. - Здесь вы все равно что в доме нашего драгоценного старшего брата, потому не препятствуйте его добродеянию. Где мы сейчас? Все равно что в заброшенном захолустье. И давайте позволим себе немного радости. Так что не отнекивайтесь и не отталкивайте руку, вам протягиваемую.

Студент под напором друзей вынужден был дать согласие. Промолвил:

- Много благодарен за оказанное благодеяние, сторицей отплачу за расположение ко мне.

И с этими словами он велел слуге Фынлу отправляться к госпоже Лань и сказать, что он задержится.

А Ван Шичунь, студент и другие, весело пошучивая друг над другом, отправились туда, куда собрались. И в скором времени они уже были в переулке Цзиньсюфан, а именно в заведении 'Сад наслаждений'. Фэн Хаохао и ее подруга Паньпань уже приветствовали их. Ван Шичунь, Сюэ Нань и Хань Тянью, упившись вином, решили:

- Нам нет нужды здесь оставаться. Жара непомерная, и мы вас покинем. Завтра увидимся. Цю Чунь и вы, господин Фын, оставайтесь. - И с этими словами приятели удалились. Цю Чунь потащил Паньпань в заднюю комнату. Студент и Хаохао приютились в другой. Служанка принесла им чаю. Те выпили чаю, а потом сняли верхнее платье и возлегли на циновке из крапчатого бамбука тонкой выделки. Он привлек ее к себе и обнял. Хаохао возжелала его любви и быстро стянула с себя нижнее платье. Она была нежна, и ее кожа сияла, точно застывший жир. В бликах луны тело светлело, словно кусок драгоценного нефрита. Она высоко воздела 'золотые лотосы' и открыла ему вход в то место, которое за красоту и пышность подчас именуют нефритовым чертогом. Нежная прелесть певички очаровала студента и вдохновила. Он положил на язык снадобье весенних радостей[35] и гордо торчащее орудие любви направил точно по назначению. Почувствовав в себе его жезл, она сделала легкое движение и заглубила его до предела. Ощущение полноты лона доставило ей невыразимое удовольствие. Янское орудие само двигалось в ней и, казалось, жило своей независимой жизнью. Оно то выстреливало в нее, то сжималось до самого малого. Заполучив эту драгоценность, Хаохао подумала: 'Я ведь знаю всех самых знаменитых повес и гуляк округи, но из них, даже самые шустрые, после десятого раза скисали. А этот не знает отдыха'. Хотя студент недвижно лежал на певичке, его плоть беспрестанно двигалась в ней. Скоро ее нутро запылало, точно внутри у нее находилась жаровня. Его плоть двигалась и жила в ней сама по себе, и чем больше он так делал, тем длиннее становилось удилище. Вдохновленная и радостная, певичка спросила его:

- Господин Фын? Вы, похоже, среди тысячи один такой? Наверное, еще в прежнем перерождении владели ключом к душе вашей рабыни. Я прямо-таки размякла под вами. Никогда со мной такого не было.

- Посмотри на этот драгоценный ключ!

Хаохао приподнялась и, увидев то, что он вытащил, ахнула и воскликнула:

- Ай-яй! Потомок заячьего племени! Да с этой штуковиной ты прекрасный работник во всяком хозяйстве! Да в нем семь-восемь цуней! С тех пор как я вступила туда, где 'стелется над цветами туман', не ведала, что на свете существуют подобные экземпляры. То-то мне так отрадно. Прошу вас, верните его на прежнее место!

Студент с удвоенной энергией исполнил просьбу, подмял ее под себя и толок в ее ступке во всю