и убедительнее реагирует на злобу дня, чем, например, литература (достаточно вспомнить выдающееся социологическое и культурологическое исследование российской действительности конца XX - начала XXI веков в фильмах Алексея Балабанова начиная с «Брата»). Наконец, в социальной плоскости современная (псевдо)Культура не может быть средством для идейной и психологической консолидации нации, ибо не создает общенародных мифов: какой литературный персонаж, какая картина, какая мелодия стали в последние годы что-то символизировать в массовом сознании? И здесь опять очевидно отставание высокого искусства от кино: тот же балабановский Данила Багров сделался подлинным народным героем. Кого из современных авторов стоит включать в школьную программу наряду с Пушкиным и Толстым? Думаю, никого, ибо никто из них не написал ничего такого, что имело бы воспитательное значение, хотя бы отдаленно сравнимое с эффектом «Капитанской дочки» или «Войны и мира».У меня нет возможности подробно обсуждать причины столь прискорбного положения дел. Перечитайте Шпенглера: по-моему, он очень убедительно описывает процесс перерождения «культуры» в «цивилизацию». Кто доказал, что наше Отечество минует чаша сия? Современной действительностью, современным человеком трудно вдохновиться, трудно их интересно изобразить, трудно облагородить. И нынешние служители муз по большому счету не слишком уж и виноваты в упадке искусств, они вполне могут ответить своим обличителям (в том числе и автору этой статьи) ставшим уже хрестоматийным оправданием (анти)героев фильма «Бумер»: «Не мы такие, жизнь такая».Король царствует, но не правитТаким образом, говоря меркантильным языком меркантильной эпохи, высокий курс акций Культуры в современной России не подпитывается новыми капиталовложениями, а продолжает обеспечиваться старым золотым запасом классики. Именно она составляет основу национального общеобразовательного стандарта, именно ее образы, мифы, аллюзии создают общую духовную атмосферу для миллионов людей, каждый из которых, пройдя среднюю школу, никогда не забудет о том, что «Пушкин - великий русский поэт», а некоторые даже запомнят несколько строчек Александра Сергеевича и к месту смогут их процитировать - ну хотя бы эти: «Выпьем с горя: где же кружка? / Сердцу будет веселей». Но насколько глубоко укоренена русская классика в современном русском сознании? Не является ли ее общенародный статус таким же формальным, как и статус марксизма- ленинизма в позднем СССР? Мой семнадцатилетний опыт работы с молодежью в школах и вузах дает богатый материал для неприятных ответов на эти неприятные вопросы. Да и глядя на своих ровесников, не могу не заметить, как они все более удаляются от плохо ли, хорошо ли привитых им в детстве культурных стереотипов.Не буду подробно распространяться о музыке - она всегда в России была падчерицей и даже в лучшие времена не вызывала особого общественного энтузиазма (см., например, об этом в мемуарах Римского-Корсакова). Несмотря на то что русские композиторы славно потрудились над созданием национального мифа (один «Китеж» чего стоит!), отечественная музыкальная классика и претендовать не могла на место, аналогичное генеральной ложе бельэтажа своей старшей сестры в Германии: еще бы, ведь, по остроумному замечанию Дмитрия Галковского, симфонический оркестр - оркестр немецких народных инструментов. Сегодня - даже среди интеллектуалов - людей, регулярно посещающих консерваторию, надо искать днем с огнем. Еще недавно можно было считать вполне народной мелодией «Танец маленьких лебедей», но после провала ГКЧП «Лебединое озеро» - нечастый гость на телевидении… Приблизительно такая же ситуация и с изобразительным искусством - со времен моего детства самым известным «в народе» произведением русской живописи была (и остается) легендарная картина Репина «Приплыли!».Но литература - «наше все», наша визитная карточка в мире, наконец, базовый общеобразовательный предмет - она-то хоть сохраняет свои позиции? Формально да. Но фактически давно уже пребывает в двусмысленном положении, когда, говоря словами Честертона, ее хвалят не читая. У меня нет под рукой статистики, но она и не нужна, все мы и так знаем, кто бесспорный лидер читательских пристрастий: Толстой / Достоевский / Чехов или Донцова / Устинова / Маринина. (Влияние на общественное сознание современной массовой популярной беллетристики - увлекательная и многообещающая тема для социолога!) Печально, но факт: русская литературная классика не является сегодня духовной пищей для подавляющего большинства жителей нашей страны. Следовательно, русская литературная классика не является и реальным фактором формирования идентичности современного гражданина Российской Федерации. Она создает только имитационную оболочку этой идентичности.Кто-то резонно возразит: в Советском Союзе дела обстояли не лучше, в поздний застой тоже масскульт предпочитали классике, только место Устиновой и Марининой занимали Пикуль и Юлиан Семенов. Верно, но все же ситуация принципиально отличалась от нынешней. Во-первых, поп-беллетристика не издавалась миллионными тиражами и не лежала постоянно на книжных прилавках, на того же Пикуля в библиотеках записывались в очередь, как ни парадоксально, но он тогда из-за труднодоставаемости считался, скорее, элитарным автором. Во-вторых, классикой были пропитаны электронные СМИ: по телевидению бесконечно показывали ее экранизации, по радио в невероятно гигантских объемах передавали радиоспектакли / театральные постановки или чтения самих произведений (у меня до сих пор в ушах звучат голоса Бондарчука, Тихонова, Табакова, Ефремова, читавших изо дня в день - я как раз приходил из школы - главы «Войны и мира»). В-третьих, быть образованным тогда все-таки считалось престижным, и, без сомнения, процент читающих «умные книжки» был гораздо выше, чем сейчас. В-четвертых, еще не родился главный конкурент литературы - мистер Интернет, который ныне ставит вопрос не о чтении только классики, а о чтении книг вообще1. Наконец, в-пятых, спокойная и стабильная (хотя и небогатая) жизнь создавала ритм, благоприятный восприятию дворянской неторопливости Тургенева или Толстого как не слишком архаичной, не слишком чуждой атмосфере «сегодня».Иное дело наши дни. Правящая элита России уже с начала 90-х негласно отказалась от просвещенческого проекта всеобщего окультуривания народа, с фанатическим рвением некогда воспринятого большевиками. Да, этот проект был чистой воды утопией, но он задавал, так сказать, шкалу ценностей, в которой знание Пушкина являлось вещью более важной, чем размер оклада, и многие в это искренне верили. Конечно, жизнь вносила свои коррективы, но в СССР, при всех протобуржуазных тенденциях (вспомним пресловутый «вещизм», между прочим, повсеместно обличаемый), экономизм как мироощущение и стиль жизни мог находиться только в андеграунде, советским людям приходилось по необходимости быть стихийными идеалистами, несмотря на Марксову бороду на каждом углу. В демократической России гуманитарно образованные люди не очень-то и нужны: даже с теми, которые остались от «тоталитарного прошлого», столько хлопот, зачем же их (и гуманитариев, и хлопоты) еще приумножать? Знание классической литературы становится все более формальной ценностью - для школьного диплома, а дальше в жизни оно никак не пригодится. Прибыльному бизнесу чтение «Братьев Карамазовых», скорее, помешает, чем поможет. В общем, никто современного молодого человека к овладению Культурой, кроме некоторых особо занудных школьных словесников, не подталкивает. Он поставлен, по сути, в ситуацию свободного выбора: читать или не читать? И обычное предпочтение второго варианта обусловлено еще и самим предметом чтения.Сколько бы - искренне или по заказу - ни сочиняли идеологических сказок о «демократизме» русской классической литературы, она, конечно же, сущностно элитарна - будучи сотворена людьми из элиты для людей из элиты. «Евгений Онегин» и «Герой нашего времени» адресовались их авторами не «многомиллионному крестьянству», а узкому кругу «светского общества»; Толстой писал «для народного чтения» не «Анну Каренину», а специальные рассказы типа «Филипка». Эстетическую и идеологическую систему координат русской классики задали аристократы, наиболее талантливые разночинцы тоже ориентировались на нее. Адекватное восприятие Пушкина или Тютчева требует высочайшей образованности и тончайшей духовной организации, это поэзия для избранных, поэтому в девяноста случаях из ста ответ на вопрос о любимом поэте: «Пушкин» - означает только то, что респондент ничего не понимает в поэзии. То есть неподготовленный читатель в силах оценить в классическом произведении литературы только интересную историю, а тут даже «детективный» Достоевский не сможет составить конкуренцию современным мастерам остросюжетного жанра.С содержанием не меньше проблем, чем с формой: то, чему учат «великие писатели земли Русской», проповедовавшие либо аристократические, либо христианские, либо социалистические идеалы, радикально противоречит полубуржуазным-полууголовным этическим предпочтениям большинства россиян. Кроме того, типичный современный молодой человек не воспримет классический текст как историю «про себя», ему надо предпринять богатырские усилия, чтобы отождествить себя с Татьяной Лариной или Андреем Болконским. Многие ключевые проблемы, стоящие перед героями романов позапрошлого века, юноше или девушке начала XXI столетия просто непонятны. Например, коллизия развода, ставшая роковой для главных персонажей «Дворянского гнезда» и «Анны Карениной», вряд ли ими воспринимается как неразрешимая. Вообще, по моим наблюдениям, Тургенев и Толстой кажутся «племени младому» особенно старомодными и непонятными, безнадежно «застрявшими» в своей эпохе. Повыше рейтинг у Достоевского. Но в то же время
Вы читаете Политический класс №40