– Я не имею права на такие пробы, я же не одна. Если у нас с тобой ничего не получится, мы оба это переживем, а для Мишки это будет страшная травма, он и так уже заявил мне, что ты самый клевый и, наверное, его папа был именно таким…
У Михаила Петровича к горлу подступил комок.
– А я всегда мечтал о таком сыне, так почему у нас должно что-то не получиться, Марина?
– Черт его знает, а может, и в самом деле получится? – тихо проговорила она.
И вот сейчас, утром, жизнь казалась ему безоблачно прекрасной. Часа через два, после завтрака, Марина обещала прийти к нему, и при мысли об этом у него замирало сердце и сладко сосало под ложечкой, не говоря уж о других, чисто мужских ощущениях.
Он вскочил, решив, что пробежку тут стоит заменить хорошим заплывом. На пляже в этот ранний час было еще безлюдно. Он с наслаждением бросился в воду, по-утреннему гладкую и чистую, распугивая стаи мелких рыбешек. Ах, хорошо! Кто бы мог подумать, у меня все рухнуло, впереди еще полная неопределенность, а я, как идиот, радуюсь жизни, солнышку, морю, свободе… А может, самое из всего этого ценное – свобода? Может, стоит понаслаждаться ею подольше? Но зачем мне свобода без Марины? И без Мишки? Нет, это любовь… Та самая поздняя любовь, когда седина в бороду и все прочие банальности… Перед Викой моя совесть теперь чиста как стеклышко, протертое специальным составом, который на днях рекламировали по телевизору. «Смотрите на мир новыми глазами!» Вот я и смотрю и вижу… Севу. На берегу стоял Сева и, похоже, поджидал его.
– Привет! – помахал ему Михаил Петрович.
– С добрым утром! Как вода?
– Отлично! Очень бодрит!
– Михаил Петрович, можно вас на два слова?
– Ну разумеется!
– Михаил Петрович, я уезжаю, а Маришечка еще спит, не хочу ее тревожить. Думал оставить ей записку у портье, но вот увидел вас…
– Вы уезжаете так внезапно? Что-то случилось? Может, я могу чем-то помочь?
– Можете. Будьте внимательны к Марине и к мальчику, не заставляйте их страдать. Хотя я уверен, вы хороший человек, может быть, именно тот, кто им нужен, они очень одиноки.
– А вы, часом, не из-за меня решили уехать?
– О нет, просто благодаря вашему приезду я смогу осуществить свою давнюю задумку… Я не хотел бросать Маришечку одну… Но коль скоро вы здесь…
– Не волнуйтесь, Всеволод Александрович, я о них позабочусь. Хотя мне жаль, что вы уезжаете, и Марина наверняка огорчится.
– Еще два слова: Михаил Петрович… Марина мне призналась вчера, что вы хотите жениться на ней…
– Мечтаю!
– А если все у вас сладится, вы не станете возражать против нашей с ней дружбы?
– Помилуйте, Всеволод Александрович, я же цивилизованный человек, – воскликнул Михаил Петрович, – у меня нет на этот счет никаких предрассудков!
– Спасибо, Марина очень много для меня значит…
– Как и вы для нее, я уж это понял.
Они обменялись крепким рукопожатием. И Сева быстро ушел.
– О господи, Миша, это ты?
Он оглянулся. Перед ним стояла близкая приятельница его жены.
– Танечка, какими судьбами?
– До чего ж я рада тебя видеть! А Викуша тоже здесь? Или ты тут греховодничаешь?
– Именно! Именно греховодничаю! А потому надеюсь на твое молчание!
– О, мое молчание дорого стоит, Мишенька!
– И сколько же?
– Надо подумать, чтобы не продешевить! Но предварительно хочу взглянуть на даму сердца. Впрочем, что это я, дамой сердца у тебя всегда была и остается Вика, а тут дамы совсем другой части тела, да?
Ему вдруг стал нестерпимо противен этот разговор, этот тон, никогда прежде не раздражавший его, а сейчас вызвавший приступ мутной тошноты, и он резко сказал:
– Танечка, твои труды будут напрасны, я ушел от Вики, я здесь с будущей женой и сыном, так что… Извини, мне пора, рад был повидаться!
Он поспешно ушел. Вот и все! Корабли сожжены! Не сомневаюсь, что через полчаса Вика уже будет знать все. Ну не через полчаса – через полтора. Вполне возможно, Вика примчится сюда. О господи, все было так хорошо, и вот вам пожалуйста… Хотя в последнее время Татьяна редко виделась с Викой, у них там вышло какое-то недоразумение… Может быть, она и не станет звонить Вике… Или, наоборот, поспешит известить подругу о нависшей над ней опасности… Хотя нет, я ведь так определенно сказал, что ушел от Вики, собираюсь жениться… И еще о сыне… Она может решить, что Мишка и вправду мой сын. Черт побери, а какое мне, собственно, дело, кто там что решит? Я хочу, чтобы Мишка был моим сыном, и плевать мне на все остальное с высокого дерева. Какое у нас там самое высокое дерево, кажется, гигантская секвойя? Так вот, плевал я на все с гигантской секвойи!
И, очень довольный принятым решением, он побежал к себе. Бреясь перед зеркалом в ванной, он думал: все-таки не зря меня называют везунчиком. Разве не фантастическое везение встретить женщину, которую не мог забыть целых восемнадцать лет, и встретить подряд три раза! Это же истинная неизбежность! Не обрати Вика мое внимание на женщину с Сидоровыми глазами там, на свадьбе, я встретил бы ее на следующий день на дороге, и уж точно узнал бы, а если допустить, что и в тот раз тоже прозевал бы ее, то уж на фирме куда ей было от меня деться? Надо, кстати, ей это объяснить…
И еще повезло, что Надюша меня послала… И что у Марины есть сын… Неужели в пятьдесят лет можно чувствовать себя таким же счастливым, как в двадцать? Оказывается, можно, еще как можно!
А вот Марине в это утро было страшно. Она тоже ощущала и понимала, что в их встрече есть что-то фатальное, хотя вообще не любила этих слов… А еще боялась резких перемен в жизни. Дважды она резко меняла свою жизнь, и оба раза ей приходилось тяжко. Бог любит троицу, что ли? Да нет, я просто сумасшедшая, о чем я думаю? Видела мужика всего несколько раз, переспала с ним, потому что нестерпимо захотелось, и все, хватит. Да он, скорее всего, и сам уж отказался от своей безумной затеи или же откажется, когда еще разок со мной переспит. Успокоится и одумается… А как же я? Что я? Я же не хочу выходить замуж, менять свою жизнь… Или хочу? Хочу, очень хочу, но страшно боюсь. Ведь именно от страха перед ним я сюда и сбежала, а он меня нашел… Кстати, интересно, как он меня нашел? Сева действовал через турфирму, а этот как? Этот… Никакой он не этот! Миша, Мишенька, как хочется прижаться к нему, поцеловать… Господи, что со мной? Я забыла эти ощущения… Но мне еще рано их забывать, мне только тридцать восемь… Как эта гадина Нора сказала: самый трахучий возраст… Тьфу, даже вспоминать противно!
– Мама, я проснулся! Привет!
– Привет! Выспался?
– Ага! А дядя Миша еще не приходил?
– Он, наверное, спит без задних ног, твой дядя Миша, – засмеялась Марина.
– Да ты что! Он сказал, что встает рано, бегает… Я тоже хочу бегать!
– Бегай, кто тебе мешает, но для этого сначала надо встать!
– Уже встал!
– Встал, тогда беги!
– Куда? К дяде Мише?
– Да нет, пока в ванную, завтракать пора, я есть хочу, умираю!
– А дядя Миша?
– При чем тут дядя Миша? Мы что, без дяди Миши уже и позавтракать не можем?
– Можем, но не хочем!
– Мишка, что это за «не хочем»?
– Мам, ну я же нарочно, так наш дворник Унуков говорит…
