Имаджика. И если в четырех остальных Доминионах царят колдовство, магия, бардак и тирания, то Земля отделена от этого беспредела надежной стеной из заклятий, которую в незапамятные времена воздвигли не то умные люди, не то милосердные боги. Только в бреду можно было представить себе, что найдутся идиоты, которые – во имя абстрактного единства – решатся сокрушить эту стену. Тем не менее некто маэстро Сартори (в миру заурядный копиист-мазилка Джон Фьюри Захария по прозвищу Миляга) с удовольствием наступает на лучниковские грабли. Персонаж Аксенова ратовал за так называемую Идею Общей Судьбы. Сартори-Миляга готовит катаклизм во имя абстракции под названием Примирение Доминионов. Миляге, видите ли, до слез обидно за железный занавес, поделивший этот мир в пропорции четыре к одному. Сам он между прочим обладает возможностью и безо всякого Примирения шнырять по всей Имаджике взад и вперед. Но ему, вероятно, так охота, чтобы хищные нуллианаки могли бы свободно приехать на экскурсию и осмотреть Тауэр, а бледные английские клерки – взглянуть на потусторонний град Паташоку. С первых же страниц умный читатель догадывается, что у 1/5 Имаджики чертовски мало шансов благотворно повлиять на оставшиеся 4/5: скорее всего в результате Примирения тут начнется такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Более того, многочисленные люди и нелюди по ходу сюжета неоднократно предупреждают маэстро Милягу, что Земля как-нибудь проживет без такой вот Общей Судьбы. Тщетно! Герой горит таким желанием воссоединить детей разных народов, что пренебрегает любыми правилами техники безопасности. Само собой, фанатизм Миляги незаметно и искусно направляет его папаша Незримый, который – в отличие от старцев из Политбюро – обладает-таки магической силой, но, как и аксеновские старцы, надеется с помощью заговора подстричь Пятый Домининон под одну гребенку с остальными четырьмя, а затем, развлечения ради, стереть всю Имаджику с лица Вселенной.
Клайву Баркеру можно было бы простить его невольный плагиат лишь в одном случае: если бы катастрофа состоялась и магическому реализму перешиб бы хребет реализм критический. В этом случае произведение было бы хоть и вторичным по отношению к «Острову Крым», но внутренне логичным. Однако любитель хеппи-эндов все-таки возобладал в потомке просвещенных мореплавателей: мир, который автор строил на протяжении тысячи страниц, писателю стало просто жалко разрушать. Еще жальче было все отыгрывать назад и отказываться от милой сердцу идеи интеграции и примирения щуки с карасиком. Поэтому, несмотря на заговор папаши и всевозможные трагические последствия, Доминионы-таки объединились. Жертв и разрушений – вопреки предшествующим сюжетным наворотам – почти не наблюдалось. Папаня-заговорщик погиб. Экскурсанты из Паташоки смогли теперь взглянуть на Тауэр. Белокурые друзья ожили, рыжие враги приказали долго жить. Устроив счастье всего человечества (и нечеловечества), воодушевленный Миляга отправился в странствие. Благодаря попустительству автора этот персонаж так и не понял, что даже очень хорошие математические аксиомы нельзя безнаказанно переносить в область политики, ибо это чревато резней безо всякой магии.
Страшно подумать, что в ходе своих странствий прекраснодушный Миляга может теперь случайно забрести в Крым.
Морг на улице Морг
В теплую землю имеет смысл зарывать лишь виноградную косточку, а уже для берцовой, например, вполне сгодится земля похолодней и даже вовсе мерзлая. В любую погоду и в любое время года, вне зависимости от климатических условий урожай все равно не заставит себя долго ждать. Проверено многовековой практикой. Кто сомневается, пусть хорошенько расспросит бывалых кладбищенских сторожей. Но только бьюсь об заклад: среди тех, кому по-настоящему предназначена «Книга Крови», недоверчивых просто не будет.
Выход в свет сборника рассказов английского писателя Клайва Баркера вновь вынуждает нас вернуться к одной из важных составляющих западной беллетристики – к точной адресности каждого коммерческого издания. Понятие «массовая литература» отнюдь не эквивалентно понятию «литература для всех». Любая крупная издательская фирма, рассчитывая эффективность того или иного серьезного проекта, как правило, опирается на выкладки аналитиков и экспертов. Заранее оценивается потенциальная аудитория и в зависимости от ее размеров планируются стартовый тираж и прибыль. Очевидно, что так называемые женские романы будут пользоваться особым интересом у читательниц, произведения об охотниках или бейсболистах – соответственно у любителей охоты и бейсбола; книги, в которых сочувственно описывается жизнь разнообразных национальных и сексуальных меньшинств, в первую очередь найдут благодарных читателей именно в среде указанных меньшинств и т. д. Даже самый поверхностный анализ рассказов, включенных в книгу Клайва Баркера, позволяет довольно точно оценить специфику и масштабы ее предполагаемой читательской аудитории и сделать некоторые конкретные выводы.
Итак, главные герои большинства историй из «Книги Крови» – обитатели потустороннего мира, а также мертвецы различной степени сохранности. Роль живых людей в этих произведениях в основном вспомогательная: они выступают здесь либо в качестве объекта гастрономических домогательств со стороны представителей царства Тьмы («Полночный поезд с мясом», «Свиньи Тифердауна», «Голый мозг»), либо в еще более унизительном качестве «недоделанных» покойников – существ убогих, обделенных природой и не могущих пока оценить красоту и величие Смерти («Секс, смерть и сияние звезд», «Ее последняя воля», «Адский забег»). Во многих рассказах сборника финальные поединки между людьми и выходцами из адских бездн заканчиваются закономерной победой Тьмы. И даже в тех случаях, когда живые как будто одерживают верх (например, в новелле «Йеттеринг и Джек»), их выигрыш должен восприниматься читателями как жульнический и несомненно временный. В уже упомянутом рассказе «Голый мозг» поражение монстра-голиафа выглядит титаническим; зато люди-муравьи, одолевшие кладбищенского пришельца, все равно производят жалкое впечатление. В «Коже отцов» симпатии рассказчика тем более на стороне монстров: злые людишки с ружьями и канистрами с бензином просто не в силах проникнуться потусторонним величием. Вместо того чтобы по достоинству оценить гармонию ада, живые всеми силами стремятся эту гармонию нарушить – и лишь чистый ребенок по имени Аарон безоговорочно принимает сторону монстров.
Клайв Баркер, отмечая все преимущества мертвых перед живыми, весьма последователен. Живые есть квинтэссенция суеты, пошлости, скудоумия и творческой импотенции; зато те, кто перешагнул грань, отмечены достоинствами, как на подбор: все они красавцы, все они таланты, все они поэты. Пока Ронни, персонаж «Исповеди савана», был жив – он был бессилен и не мог сразиться с бандой растлителей- порнографов; но стоило ему умереть – и он, превратившись в белый саван, мстит всем, кто заслуживает мести. Живые актеры из рассказа «Секс, смерть и сияние звезд» корыстны, бездарны и не владеют даже азами системы Станиславского; живые театральные зрители непроходимо глупы и предпочитают Шекспиру шансонетки. И лишь покойники в партере способны самозабвенно рукоплескать покойным исполнителям шекспировской «Двенадцатой ночи»: только им внятна истинная красота прогулок мертвых девушек в обществе мертвых поэтов. В рассказе «Новое убийство на улице Морг» Баркер не случайно возвращается к классической истории Эдгара Аллана По, чтобы переиграть ее повторно: на сей раз сыщик Луис Дюпен (внучатый племянник прежнего Дюпена) терпит фиаско и бросается с моста, а тем временем мертвая обезьяна с бритвою в лапах продолжает полупризрачное существование, выбирая все новых и новых жертв.
Всего в «Книгу Крови» включены тринадцать новелл, и при желании экскурсию можно еще продолжить. Однако и перечисленных сюжетов достаточно, чтобы обозначить предполагаемую аудиторию баркеровских произведений.
Конечно же, основной контингент потребителей подобной прозы не имеет никакого отношения к миру живых. Произведения Баркера, собственно, и написаны с таким расчетом: стать наиболее комфортным чтением для покойных – обитателей склепов, гробов, усыпальниц и моргов. Читательские предпочтения данной аудитории, к сожалению, пока не могут быть четко обозначены экспериментальным путем (потому-то автор «Книги Крови» материализовал прежде всего только одну из версий возможных читательских пристрастий представителей «нижнего мира»). В то же время размеры предполагаемой аудитории столь значительны, что – при попадании в цель – любой тираж может быть «освоен». Проследив за динамикой продажи «Кэдмэновского» десятитысячного тиража, можно, кстати, и выяснить, насколько велика читательская активность потустороннего мира и в какой мере здесь интересны баркеровские описания
