гирляндами восторгов («новое направление в развитии детективного жанра», «отличная стилизация текста и прекрасное знание реалий», «красиво, умно, стильно» и т. д.).
Между тем при внимательном чтении текстов число восторгов, подозреваю, значительно бы поубавилось. Более того. Хватило бы единственного трезвого взгляда на рекламные обложечные посулы, на этот вульгарный котелок, на ехидное коровьевское пенснишко и на усики десятирублевого полицейского шпика, чтобы догадаться: под видом «добротного, стильного детектива» нам обязательно подсуропят какую-нибудь литературную недотыкомку – скорее всего, очередной «идеологический роман», хитро обернутый в детективную шкурку.
Так, увы, и случилось. К великому сожалению, наше общекультурное пространство сегодня – не манящий лабиринт выдуманной Борхесом вавилонской библиотеки, но всего лишь скучные соты гигантского Бюро находок. Простых граждан сюда периодически затаскивают с улицы и воровато всучивают им то, чего они сроду не теряли. Причем наиболее часто возвращаемая потеря (пестрый кулек с блестками фальшивой позолоты, от которого за версту несет приторным запахом конфеток-бараночек и колокольным динь-доном пополам с цыганским гитарным перебором) – это, естественно, Россия.
Да-да, та самая. Которую мы ненароком утратили и которую, слава богу, кое-кто нашел, чтобы теперь вернуть нам за солидн. вознагр. Или хотя бы просто за вознагр. Или даже за бесплатно. Лишь бы мы взяли.
Первый же роман Акунина стал своеобразным камертоном, настраивая на патриотический миф и все последующие сочинения автора. В «Азазеле» Российская империя расцвела под отеческой дланью монарха. Государственный механизм, разумно устроенный ко всеобщему благу подданных Его Императорского Величества, отлажен до винтика. Любимый акунинский персонаж, полицейский сыщик Эраст Петрович Фандорин, почитал за честь быть одним из винтиков: ловить отдельно взятых жуликов (нетипичных), волосатых нигилистов (придурковатых), вредителей (зарубежных) и неуклонно расти в чинах в соответствии с Табелью о рангах. Все положительные герои «Азазеля» мудро отвергали новомодные европейские веяния. Единственный же в романе западник, аккуратист Иван Францевич Бриллинг, круглый сирота и self-made man, высокомерно относящийся к имперским традициям (вроде милой чиновничьей юдофобии), при ближайшем рассмотрении оказывался членом подпольной международной организации, добывавшей себе средства грабежами и убийствами.
Согласно Акунину, костяк этого интернационального бандформирования составляли (помимо названного Ивана Б., не помнящего родства) тоже сплошь безродные космополиты, выпускники приютов-«эстернатов». Тайной целью заговорщиков становилось насильственное вытеснение с хлебных мест родовитых людей, захват опустевших вакансий и, как следствие, ползучая узурпация «беспачпортными бродягами» власти во всем подлунном мире. Лишь благодаря самоотверженности сыщика Фандорина злодейский комплот терпел фиаско. Старая ведьма Эстер, вдохновительница заговора, взрывала себя адской машинкой. Ее «эстернаты», эти «рассадники безбожия и вредных идей», в России торжественно ликвидировались. А власть предержащие разных стран, получив конфиденциальные депеши от русского монарха, брали под неусыпный контроль всех подозрительных сирот-карьеристов...
Критикам, искренне полагающим произведения Акунина, по меньшей мере, грамотными стилизациями в жанре классического уголовного романа, следовало бы не полениться заглянуть в хрестоматийные «Двадцать правил для пишущих детективы» С. С. ван Дайна. Мотив преступления, пишет ван Дайн, «не может быть шпионской акцией, приправленной какими-либо международными интригами», и, уж конечно, «тайным или уголовным сообществам нет места в детективе». Однако к «идеологическому роману» приключенческий стандарт, разумеется, не применим. Наоборот, он ему активно противопоказан. А потому тема заговора, затеваемого иностранцами или скрытыми инородцами, стала ключевой в трех, по меньшей мере, из четырех романов Акунина. Если уж наша страна одна возвышается гордым утесом в окружении смертельных татей, то козней следует ждать со всех четырех сторон света.
В «Азазеле» России-матушке традиционно гадит англичанка. В «Турецком гамбите» едва не губит русскую армию замаскированный оттоманский шпион во стане русских воинов. В «Смерти Ахиллеса» право умертвить бесшабашного генерала Соболева оспаривают друг у друга резидент германской разведки и платный киллер полукавказской национальности. Наконец в «Левиафане» французская авантюристка на пару с индийским фанатиком намереваются отправить ко дну океанский лайнер с сотнями пассажиров. Как и положено, героический сыщик Фандорин (слуга царю, отец филерам) в каждом романе дает отпор злоумышленникам. Под пером Акунина сам факт принадлежности к жандармскому ведомству не только не бросает тень на героя, но и довольно скоро начинает выглядеть главной человеческой добродетелью (каковой попервоначалу не оценит разве что стриженая курсистка с идеями в голове, да и та потом оценит). Романтизация Третьего Отделения как единственной надежи любезного Отечества превращается в лейтмотив акунинских сочинений. Страну, где главными бедами всегда считались дураки и дороги, сам автор по-шулерски подменяет пряничной державой, угроза которой исходит исключительно извне. По ходу чтения романов отчетливо кристаллизуется внешне логичная, но на деле абсолютно фантастическая картина российской действительности последней четверти XIX века, откуда благоразумно изъяты едва ли не все «внутренние турки» – карьеристы и казнокрады, обскуранты и держиморды, чиновные тупицы и политические бездари... словом, все те, кто своими действиями либо бездействием привел реальную (не пряничную!) страну сначала к 1905, а позднее и к 1917 году. Впрочем, в системе координат акунинских романов обе русские революции тоже могут быть объяснены очередными иноземными заговорами. Но это мы уже проходили.
Пожалуй, во всей истории с Б. Акуниным самое удивительное – выбор псевдонима романиста. В этом видится элемент какого-то копеечного садизма: выкроить из фамилии знаменитого русского бунтаря инициал и фамилию нынешнего создателя литературных апологий жандармского корпуса.
Чучело Акунина
Когда картошка надоедает, хочется апельсинов. Когда апельсины приедаются, хочется совсем уж странного – авокадо, манго, киви и прочей экзотики. Нечто подобное случилось с детективами: насытившись переводными авторами (будь то Рекс Стаут или Джеймс Хедли Чейз), российский читатель возжелал триллеров отечественного розлива – скуловоротных Доценко, Пронина, Воронина и прочих мастеров пускать кровь. Однако к концу века, когда «наезды», «разборки», «стрелки» и «заказухи» стали лидировать в теленовостях и реальные киллеры начали перехватывать эксклюзив у киллеров выдуманных, читателя (интеллигентного или около того) потянуло подальше от грубой реальности, к музейному ретро. К сыщикам в белых перчатках и котелках. К дамам благородных фамилий и их фамильным бриллиантам. А также к городовым, полуштофам, лафитничкам, «вашему благородию», Москве златоглавой и гимназисткам румяным – короче, ко всем атрибутам «России-которую-мы-потеряли», которые могли бы вызвать у читателя ностальгическую слезу.
Таким образом, сегодня возникла благоприятнейшая ситуация для появления на книжном рынке романов-стилизаций Бориса Акунина, удовлетворившего тягу читателя к комфортному ретро – солидному, чинному, чистенькому, конфетному, хотя и в нужных местах иронично перекликающегося с современностью. Феномен Б. Акунина, взлету которого сильно поспособствовал грамотный PR его первоиздателя Захарова, возбудил зависть у прочих издателей. Едва рейтинг продаж акунинских романов из цикла о сыщике Эрасте Фандорине скакнул ввысь, возникла идея запустить в массовую серию «акуниных для бедных» – числом поболее, ценою подешевле. Одной из первых ласточек стала некая Ирина Глебова, под чьим именем харьковское «Фолио» совместно с московским «АСТ» запустило серию «Ретро-детектив».
Если кто помнит, на обложках первых книг Акунина читателю сулили романы из тех времен, когда «преступления и совершались, и раскрывались с изяществом и вкусом». В аннотациях сочинения Глебовой рекламируются аналогично, хотя и с перебором. Читателю обещаются множество «убийств ярких, броских, загадочных – и изящных! Что ни убийство – то блеск! Что ни расследование – то изысканность!» На должность эрзац-Фандорина приглашен харьковский сыщик Викентий Петрусенко, коего аннотация тотчас же поспешила зачислить в один ряд с Холмсом и Пуаро. Пока увидели свет две книги Ирины Глебовой, сюжеты которых разворачивается в российской провинции. Одна из книг называется «Тихий город Саратов», и действие, соответственно, происходит в городе, не чуждом автору этих строк.
Время действия – 1908 год. Первая русская революция закончилась, до Октябрьской почти десятилетие. Тишь, гладь, божья благодать. Тихую и сытую провинциальную скуку нарушает разве что невесть откуда
