Александре Марининой и Полине Дашковой, первенцам фабрики «женского детектива» издательства «Эксмо» (позднее второй проект перетек в «АСТ»), еще повезло. Издательские папы Карло поработали с исходным материалом не тесаком, а скальпелем. Две дамы-буратинки получили достаточно степеней свободы. Обе отделались полудобровольной сменой фамилии на псевдоним, выструганный из девичьего имени. Дескать, «Марина Алексеева» – это бледновато и может забыться, а «Татьяна Поляченко» – уж больно приземленно и как-то слегка самостийно. Поскольку обеих дам маркетологи милосердно приговорили к щадящему режиму (полторы книги в год), все слухи о том, будто за Марину-Александру и Татьяну-Полину последние годы трудятся подставные лица, скорее всего, неверны и злонамеренны: при таких темпах менять первоначальную схему нецелесообразно. К тому же есть опасение, что литературное качество продукции авторш-заместительниц может оказаться выше планового, а это испугает уже привычных к спартанской простоте потребительниц.
Еще одна издательская разработка, Татьяна Устинова, возникла после осмысления марининско- дашковского опыта. Издательские Дед-да-Бабка постарались на славу. Свежий, румяный, еще теплый брэнд был слеплен таким образом, чтобы потрафить публике, отмеченной избыточным весом, но не потерявшей надежд на любовь. Для этой категории читательниц сухощавые дашковские героини (вкупе с самой изможденной романисткой на обложке) способны были возбудить комплекс неполноценности. Диетические стенания марининской Насти тоже не лучшим образом могли повлиять на такую аудиторию. Был избран – и закреплен в читательской подкорке, благодаря мельканию Устиновой в телеящике, – имидж «жизнерадостной толстушки». Той, которая свои рубенсовские стати признает счастливой данностью. Разработчики имиджа изначально вывели за скобки юмор, форсируя, по преимуществу, любовную романтику. При этом внятный детективный сюжет не приветствовался, изысканность слога не поощрялась. За два с лишним года литературной жизни порождение демиургов из «Эксмо» отстрелялось двумя десятками вполне рейтинговых романов – безвкусных, как Колобок, и жестких, как Буратино. В книгах имелись в ассортименте вздохи на скамейке, прогулки при луне и прочая услада сердца милых дам. В финале худые стервы обычно наказывались, а положительные пышечки находили счастье в объятьях заокеанских толстосумов.
Если штучный Колобок мог быть замешан только в столицах, то метод Франкенштейна – как более дешевый – давал наилучшие результаты в провинции. Саратовское литагентство «Научная книга», один из полузакрытых испытательных полигонов издательства «Эксмо», уже к концу 90-х изготовило нескольких синтетических писательниц: Марину Серову, Светлану Алешину, Наталью Александрову и нескольких других, причем первая, хотя и не попадает сегодня в топ-десятки, стабильно собирает кассу поныне. Число изданных книг перевалило уже за сотню. Изобретатель Серовой, блестящий организатор литпроцесса Сергей Потапов, поймал в свои сети ту часть женской публики, для которой даже Маринина с Дашковой казались чересчур интеллектуальными и индивидуальными. Взят был курс на стандартизацию и усредненность. Блеклые, незапоминающиеся ФИО авторш менеджеры собирали, гадая по телефонной книге, фотографии брались наугад (модельные внешности заведомо отсекались). Написание пяти-семилистовой повести «Марины Серовой» было тестовым заданием для всех, кто устраивался на работу. Сочинителей «с искрой» перебрасывали на другие проекты: «Серова» нуждалась в гвардии под цвет фамилии. «Авторов рекрутировали из студентов-филологов последних курсов, – позже рассказывал Потапов в своем единственном интервью “КО”, – иногда преподавателей или просто не слишком успешных любителей поскрипеть перышком». Их, по его подсчетам, в проекте было задействовано «больше сорока, но меньше шестидесяти», причем среди рекрутов пропорции мужчин и женщин были примерно равными: покупательницам было достаточно женских фамилий на обложках, не более того.
Однако возвратимся в столицу. Методом доктора Моро удалось огранить бриллиант издательства «Эксмо» – Дарью Донцову. Она отличается от упомянутых выше иллюзорных товарок. Не по качеству писания (бодрый юмор а-ля Донцова не поднимается выше самодеятельных приколов а-ля Серова). У Донцовой есть лицо (ну, может, чуть подправленное на фото ретушером). Есть всамделишные дети. Настоящий паспорт. Собаки. Муж. В данном случае не фантом писателя собирается из разных запчастей, но обычная гражданка, взятая из гущи жизни и лишенная рефлексий, обтесывается до размеров прокрустовой схемы. Все контролируется, начиная с имени. В реальности человека зовут Агриппина, однако крестьянская Груня на обложке может отпугнуть горожан. Значит, Груню – побоку. Цитируем мемуарную книгу Донцовой «Записки безумной оптимистки». «...Как вам нравится Дарья? – спросил редактор. – Коротко, красиво и в сочетании с фамилией отлично смотрится: Дарья Донцова. Д.Д. Легко запоминается, что для писателя важно». Сочетание недурное. Чудятся отзвук цокающей конницы Дмитрия Донского вкупе с привкусом патриотических «самолепных» пельменей марки «Дарья» из телерекламы. Вообще уже цитированные мемуары демонстрируют сам процесс изготовления Донцовой-брэнда. Из реальности отбирается то, что служит делу, и вырезается все сомнительное. В биографии ДД есть приманка для читательниц с достатком: дореволюционная бабка Донцовой – «из бывших» (собственный дом в Кисловодске). Для бедных тут держат прабабку-прачку. И для совсем уж маргинальной публики есть пожива – упоминается прадед, пьющий по- черному (хотя сама мемуаристка спиртного не переносит – вот и подарочек дамам-трезвенницам). А вот подробностей про любимого папу читатель не мемуаров узнает: одиозный секретарь правления Союза писателей Аркадий Васильев, автор романа «Есть такая партия!» и общественный обвинитель на процессе Даниэля и Синявского – раздражающий нюанс. Он может дать неприятный привкус истории «безумной оптимистки», да и текстам ДД такая гиря ни к чему. Веселенькие истории в горошек, бессмысленные и бесконечные, существуют лишь вне времени и в условном пространстве. Все, что хоть мало-мальски не банально, губительно для картонных декораций, навевает ненужные мысли, а потому должно быть изгнано. Благо реальные таланты найденного алмаза обратно пропорциональны его работоспособности.
Издательские лабораторные опыты – тема неисчерпаемая. Разумеется, нынешние эксперименты по выведению авторш «женского детектива» не ограничиваются перечисленными феминами и обозначенными методами. Есть еще метод «паровозика» (им, например, аудиторию Донцовой приучают к ее будущей сменщице Галине Куликовой), метод «доппельгангеров» (благодаря которому в двух разных издательствах, «Центрполиграфе» и «Эксмо», одновременно возникли две Анны Малышевых), метод «чучелка» (когда, допустим, «АСТ» на пробу запустило Ирину Глебову – женскую демо-версию Акунина, облегченную донельзя) и так далее. Всю эту многоликую пестроту, которую более или менее успешно выращивают сегодня на различных издательских нивах, объединяет одно: крайнее пренебрежение демиургов к умственным способностям дамской аудитории. В погоне за быстрыми дивидендами издательства не собираются хотя бы чуть-чуть «приподнимать» читательский уровень. Напротив, они нарочно занижают художественную планку, плодят фантомов, выдают на-гора десятки мыльных пузырей еженедельно – похуже и подешевле.
Если вдуматься, издательский суррогат, предназначенный для женщин, так же угнетает будущий генофонд нации, как и загазованность атмосферы или избыток консервантов в продуктах питания... И когда однажды у нас в России вдруг появится свой настоящий автор уровня Агаты Кристи, читать ее будет уже просто некому.
Пилюля для олигарха
Кто они – сегодняшние герои детективной литературы? Почему именно к ним приковано читательское, писательское и издательское внимание? В пору летних отпусков, когда граждане отправляются на пляж, на дачу или на пленэр, захватив с собой книжки в ярких обложках, самое время порассуждать о наиболее популярных типажах из этих книжек. Или хотя бы об одном из типажей.
Пятьдесят назад советский «Энциклопедический словарь» определял понятие «олигархия» как «политическое и экономическое господство кучки эксплуататоров-аристократов или богачей». Пятнадцать лет назад «Современный словарь иностранных слов» повторил то же советское определение, стыдливо заменив «кучку эксплуататоров» на «небольшую группу лиц». В самом конце прошлого века олигархами в России стали называть богатых предпринимателей – богатых настолько, что они уже могли оказывать реальное влияние на внутреннюю (а то и внешнюю) политику страны.
Ранее не известное широким массам слово легко вошло в повседневный обиход – отчасти потому, что созвучно уже знакомо-хищному «аллигатор». Содержание понятия довольно быстро расширилось: олигархами стали называть всех мало-мальски крупных российских толстосумов, причем даже тех, кто в политику не лез вовсе. Слегка изменилась и оценочная характеристика понятия. По большому счету, она
