однако, лишь в том единственном случае, когда все желаемое действительно и писательские намерения можно априори полагать неким результатом. Если же вернуться к прозе, следует признать, что в Балашове по определению не может быть никакой готики и никаких, следовательно, хищных вервольфов, по ночам откусывающих головы бедным балашовским самаритянам. То есть самаритяне и в этих местах (как, впрочем, и по всей России) имеют шанс расстаться с головами и иными конечностями – однако без всякой мистики. Оксюморон с провинциальными вервольфами возможен только в искусстве соц-арта, где вообще возможно все, но тогда повесть А. Биргера написана с неподобающе серьезными интонациями. В свое время Михаил Успенский предложил достроить американский научно-фантастический фильм-саспенс «Киборг-убийца» еще парочкой киносиквелов. Типа «Комсорг-убийца» и «Парторг-убийца». Заметим, что это невинное предложение мгновенно дематериализовало фантастический фундамент фильма ужасов, воздвигнув на его месте основу для нормального постсоветского фарса. У того же Стивена Кинга в «Круге оборотня» зловещий пастор-вервольф имел законное право без вреда для сюжета (напротив, с пользой) ночью оборачиваться серым волком и карать грешных американских сестриц Аленушек (Элленушек) лично, не прибегая к дополнительной помощи слова Божьего. Зато у нашего автора никакой комсомольский активист, ворошиловский стрелок и комендант общежития Тяпов органически не способен сыграть роль полноценного героя саспенса. У привычного читателя подобный герой вызывает ужас скорее в ипостаси коменданта и активиста, нежели в образе оборотня-людоеда. Атрибуты советской эпохи, активно используемые А. Биргером по прямому назначению, вольно или невольно возвращают автора к сугубо рационалистической (криминальной) стороне сюжета, отсекая все возможности сделать лишний шаг в сторону вожделенной готики.
Что касается самой детективной стороны повествования, лишенной мистического флера, то и здесь писатель, увы, не на высоте принятых на себя авторских обязательств. Он волен, конечно, избрать временем действия повести суровые послевоенные годы (что и делает). Но тогда молодому сельскому участковому Сергею Матвеевичу Высику не следует разглагольствовать о «механических инструментах власти», «психологическом барьере» или «идеологических препонах для восприятия» – рискуя нарваться на подозрение, что он вовсе не бывший батальонный разведчик, но как минимум недоразоблаченный профессор-интеллигент. Вместо того чтобы на пару с положительным героем в фуражке с красным околышем расследовать секреты неохраняемых складов, читатель повести автоматически принужден приглядывать за подозрительным милиционером. Когда в финале выясняется, что герой наш по оплошности автора путает пулю с пистолетным патроном и легко заряжает табельное оружие найденной серебряной пулей (словно ТТ – пищаль или мушкет), читатель еще больше укрепляется в уверенности, что милиционер и есть главный злоумышленник, вервольф и убийца. Только шесть финальных страниц сухих и подробных разъяснений, «как все было на самом деле», реабилитируют героя, но окончательно ставят крест не только на саспенсе, но и даже на детективе: возникшие вдруг имена Лаврентия Берии и Василия Сталина превращают неловкий приключенческий пастиш в нечто угрюмо- разоблачительное на тему былого произвола власть предержащих. На фоне Большого Лаврентия жалкий заштатный вервольф автоматически становится мишенью, просто ничтожной для разоблачителя. Потому-то, несмотря на обстоятельный «разбор полетов» в конце, сюжетная конструкция продолжает оставаться неустойчивой и хаотичной. И даже вопросительные интонации финала (дескать, а был ли вервольф? или померещился?) не вызывают рассчитанного интереса: мистические приключения вытесняются Берией с НКВД, а уж те-то гарантированно были.
Хенде хох, гуманоиды!
Книга Алексея Евтушенко «Отряд» гипнотизирует уже обложкой. На ней боец Красной Армии (кубари в петлицах, лихо заломленная на затылок пилотка, автомат «ППШ») обнимается с нордического вида гитлеровцем (серебристые лычки, железный крест, фуражка с высокой тульей, пистолет «вальтер»). Открыв книгу наугад, ближе к началу, знакомимся с нибелунгом: «Обер-лейтенант сухопутных сил вермахта, командир разведвзвода Хельмут Дитц возвращался в расположение своей роты, и за его длинной, обтянутой серо-зеленым мундиром спиной на западе красиво остывал летний закат, окрашивая редкие облака в нежно-розовый цвет». Двумя страницами дальше натыкаемся и на «горбоносый профиль» обладателя «ППШ» – командира разведвзвода зеленоглазого капитана Александра Велги. Аннотация на задней стороне обложке разъясняет смысл странного союза серо-зеленой немецко-фашистской спины с горбоносым советским профилем: во время Великой отечественной взвод красноармейцев и взвод гитлеровцев были захвачены инопланетянами, противостоять которым бывшие враги смогли только объединив усилия. Впоследствии – добавим уже от себя – из советско-немецких профи получился отличный сводный отряд, каковой космические демиурги, посовещавшись, решили использовать для всяких полезных межгалактических дел...
Сказать, что Алексей Евтушенко не совсем оригинален в выборе темы, реалий и перипетий, – это значит сильно приукрасить действительность: у создателя «Отряда» нет
О языке и стиле рецензируемого романа всерьез говорить не приходится. Стилистическая глухота автора и небрежность редактора дополняют друг друга. И если можно еще как-то пережить красивости («Сначала налетел ветер. Порывистый, как юноша-поэт, и грубый, словно унтер-офицер с двадцатилетней выслугой...»), то когда, например, «тяжелый “МГ-42” в его волосатых руках, кажется, живет какой-то своей злой, опасной и целеустремленной жизнью» – эта «целеустремленная жизнь» убивает наповал, не хуже пулемета.
Вернемся к началу наших заметок, к союзу бывших непримиримых врагов. Здесь конкретные источники евтушенковского «Отряда» выглядят очевидными. Наиглавнейшим источником вдохновения автора стал сериал Владимира Михайлова о приключениях капитана Ульдемира и его команды («Сторож брату моему», «Тогда придите, и рассудим» и др.). Правда, у Михайлова психологическая «притирка» людей, весьма далеких друг от друг, идет медленно и трудно: бок о бок приходится сражаться простому рижанину из 70-х с гитлеровским асом Уве-Йоргеном, индейцу – с первобытным охотником. У Евтушенко же экс-противники готовы облобызаться уже через десять минут. Мол, что им делить, воякам-то? Что Гудериан, что Жуков – одинаково полководцы, а чье там именно дело правое, пусть решают умные головы в Берлине и Москве...
Один из героев братьев Стругацких, Феликс Сорокин, о своих читательских пристрастиях, помнится, говорил так: «Я человек простой, я люблю, чтобы в кино – но только в кино! – была парочка штурмбанфюреров СС, чтобы огонь велся по возможности из всех видов стрелкового оружия и чтобы имела место хор-р-рошая танковая атака, желательно массированная». Все эти детские пристрастия к танкам-«шмайссерам»-штурмбанфюрерам саркастический приятель Сорокина определял как «инфантильный милитаризм» и жестоко над ним издевался.
И, видимо, опрометчиво. Судя по неплохим рейтингам, издатели рассчитали правильно и книга Алексея Евтушенко нашла своего читателя. Увы, гитлеровский мундир перестал вызывать аллергию даже у продвинутой части потребителей масскульта, к которой относятся любители фантастики. Война стала восприниматься как виртуальная игра в солдатики, различающиеся только цветом униформы. Еще десяток лет, и массовый читатель уже довольно смутно будет помнить, кто же с кем воевал в той войне. Вроде наши с немцами. Вроде против инопланетян.
