приступил к реанимации контрразведывательного призрака-опера. Оставив за кадром объяснение причин иррациональной несовместимости звездной расы хитиново-чешуйчатых уродцев с гордым видом хомо сапиенс, писатель вынудил инопланетян устраивать землянам разнообразные гадости (как то: похищения людей и летательных аппаратов, перевербовка, покушения, порча погоды и пр.). Ожесточение пришельцев тоже можно понять. В отличие от положительных землян, награжденных автором сплошь приличными – хотя и несколько однообразными – фамилиями (Райков, Гравов, Ридов, Кленов, Картов), инопланетяне удостоились от автора даже не фамилий, а каких-то безумных кличек (Гагаяг, Велаяг, Аратупет и т. д.), и затаили обиду. К счастью, космодетектив не позволил посланцам иных миров творить зло в полную силу. Чешуйчатые мерзавцы, обладая почти сверхъестественными способностями (в частности, умением проходить сквозь скалы, путешествовать со скоростью света и стирать любого в порошок), по воле писателя в самые ответственные моменты забывали свои хитрости и возвращались к методике Борджиа. Вместо того чтобы поразить земного начальника Райкова икс-лучами или вывернуть его наизнанку асимметризатором, пришельцы тайком опрыскивали на даче Райкова куст можжевельника ядом – в надежде, что тот оцарапает пальчик. Понятно, что герой с легкостью обезвреживал кустик-убийцу, демонстрируя умственное превосходство над агрессивным гагаягом.
Евгений Гуляковский бережно перенес в свой новый роман максимально возможное количество типичных образов и ситуаций из реанимированного жанра. Разведывательная деятельность земного ГРУ далеко за пределами Земли и космическая экспансия в те же пределы объяснялись невозможностью хитиновых недоумков строить справедливое общество: «Этот извращенный, полный злобы и боли мир не имел права на существование». Подразумевалось, что Ридов, Кленов и Картов, разрушив очередной мир насилья, посеют среди обломков разумное, доброе, вечное. На протяжении всей книги инопланетяне стремились перевербовать бравого Гравова. Что только ни делали с отважным юношей! Меняли ему имя и профессию, зашвыривали в чужие звездные системы, дважды превращали в каких-то мерзких тварей, знакомили с женщиной-вампиром, гипнотизировали, облучали, просто били по физиономии тяжелыми предметами – и все впустую. Мужественный юноша не выдал инопланетным извергам нашей военной тайны. Тем паче что никакой тайны он и не знал. Более того: к финалу произведения он даже собственное имя знал уже нетвердо, с одинаковой готовностью откликаясь и на Степана, и на Романа.
Последнее обстоятельство объясняется не столько амнезией (которой наш герой время от времени подвергался), сколько композицией. Нетрудно заметить, что автор создал шестисотстраничную эпопею как минимум из трех своих ранних повестей, имеющих разных героев, разные фабулы и одинаково только вялых. Не исключено, что писатель не потрудился хорошенько свести концы с концами намеренно: множественная нестыковка обитаемых частей романа и предопределила крах инопланетных агрессоров. Запутавшись в извивах трех разных сюжетов, чужеземные дейвы (они же крейги, они же аристархи, они же идолища поганые) окончательно потеряли ориентировку и, бестолково шевеля щупальцами, отлетели на отдаленную звезду.
Что же касается недовербованного Ромы-Степы, то он на последних страницах благополучно воссоединился с героиней. Не беда, что и героиня к концу книги дважды успела сменить внешность и паспортные данные. Дело, согласитесь, совсем не в именах. Главное, чтобы граница была на замке.
Вилли-завоеватель
«Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, – голова твоя белого цвета. Между тем ты всегда вверх ногами стоишь...»
Прервем, однако, цитату из классика и не станем поминать всуе седовласого папу-йога. К этой истории многочисленные Вильямы и даже Вильгельмы совершенно не причастны. Автор книги «Герой Бродвея» – такой же Вилли, как я – архиепископ Кентерберийский. Он проживает в России, в городе Петербурге (автор, понятно, а не архиепископ). Он сроду не был ни поэтом, ни каскадером, ни автогонщиком (аннотация в книге нагло лжет). Его родной язык – русский. Рисунки небоскребов на обложке – откровенное надувательство. О качестве текстов скажем ниже, но и так легко догадаться, что перед нами типичный Джим Доллар без девяноста девяти центов.
Впрочем, рекламные трюки, рассчитанные на граждан с пониженным ай-кью, не имеют значения. Гирляндами разноцветной дешевой туфты украшены два неоспоримых факта: многомиллионные тиражи и фантастическая популярность опусов Вилли (будем все-таки называть его так). Это действительно было, причем всего несколько лет назад.
Впервые книжечка В. Конна «Лили», уместившаяся в печатный лист и стоившая около рубля, возникла в киосках «Союзпечати» в конце 1989 года. Книжечка имела на обложке контур летающей тарелки рядом с силуэтом розовой обнаженной дамы и при стартовом тираже в полмиллиона экз. была раскуплена мгновенно. Последнее обстоятельство выглядело поистине необъяснимым: фантастика в данном сочинении присутствовала лишь номинально (в виде все того же НЛО). Что касается эротической линии сюжета, то она могла напомнить разве что о грезах третьеклассника, проковырявшего дырочку в стенке душевой («Она легко скинула халат и повернулась ко мне совершенно голая и обворожительная. Она зачерпнула пригоршню теплой родниковой воды и брызнула себе на грудку. Я увидел, как заблестели серебряные капельки на ее коже и, поблескивая, потекли вниз, вдоль всего девичьего тела, и остановились, повиснув бусинками в самом низу живота, на ее пушке...»). Приведенная цитата в силу колоритности разошлась в те времена по десяткам обличительных критических сочинений в качестве образца дурновкусия. По мысли критиков, читатель тоже должен был почувствовать себя обманутым, возмутиться и объявить Виллиным опусам бойкот. Тем не менее обе следующие брошюрки – «Похождения космической проститутки» и «Террорист СПИДа» – разошлись в считанные недели. В этих произведениях автор беспечно усугубил свою вину как в области эротики (сцена совокупления человека с насекомообразным монстром непонятного пола: «И тут членистые конечности и щупальца существа запульсировали, извиваясь и набухая...»), так и сфере фантастики («Петух почуял биополе, отделяющее прошлое и будущее от настоящего... С этими словами полтергейст исчез...»).
В каждом новом произведении Вилли («Второе пришествие Сатаны», «Постель дьявола-искусителя», «Сексуальный маньяк», «Хуанита умеет все» и проч.) фантастика и эротика продолжали являть неразрывное целое: исправно действовали представители потусторонних сил, честные полицейские, гориллоподобные гангстеры и сексуально озабоченные инопланетяне. Бульварщина была честной, открытой, незамысловатой – почти как в текстах песен американца Токарева, условного тезки нашего автора. «Отстранив нежно спящую у него на груди девушку, Чак лежал на кровати, ожидая, когда холодная мутная волна, поднимавшаяся в его душе, погасит огонь страсти... К проституткам Тэн ходил как на работу... Элен взасос поцеловала его, слегка прикусив язык своими перламутровыми зубками, и потянула к постели... Летающая тарелка тем временем опустилась у подножия черной горы. Распахнулся боковой люк и из него выскочил... дьявол!.. Господи! Спаси меня, и я брошу это проклятое ремесло! – шептала обливающаяся кровью проститутка, слыша за собой топот тяжелых башмаков клиента...» Подобные фразы обязательно присутствовали на каждой странице брошюрок В. Конна. Любители фантастики, обиженные профанацией жанра, награждали автора самыми нелестными эпитетами и учреждали антипризы его имени. На некоторых публицистов само название «Похождения космической проститутки» действовало как красный лоскут на быка, становясь символом упадка нравов в эпоху «так называемой перестройки». В то же время и фэны, и рассерженные публицисты были абсолютно бессильны помешать триумфальному шествию Вилли по стране. Наш герой успел едва ли не раньше всех. Он оказался первой ласточкой, первой зримой приметой грядущего отступления директивной словесности и стремительного наступления массовой литературы – по которой, как выяснилось, так тосковали сердца совграждан. Пока крупные издательства только примеривались, озирались то на конъюнктуру, то на инстанции, пока разворачивали производственные циклы – Вилли штамповал под разнообразными левыми «крышами» (от респектабельного «Мира» до таинственных «Купчинских новостей») желаемую продукцию. Еще не было мексиканских сериалов, видеосалонов на каждом углу, кабельного телевидения в каждом микрорайоне, издательской фирмы в каждом десятом московском подвале. Еще не возникли повсюду книжные лотки, переполненные роковыми страстями и сиквелами всего и вся. Американские фантастические триллеры, на которых Вилли благополучно паразитировал, еще не хлынули на наш рынок. Автор «Лили» и прочих шедевров, пользуясь возникшими читательскими потребностями и неповоротливостью государственных издателей, почти два года снимал
