Надо было умещаться в четырнадцатирублёвом бюджете.
Я проявила недюжинные экономические таланты, единолично принимая свой закон о бюджете.
Разделила весь бюджет на количество дней в месяце (выходные в связи с хорошим аппетитом не предусматривались) и получила количество рублей в день.
Этим и довольствовалась, т.к. печатный станок был мне неподвластен, а заграничные займы не выделялись.
Неудивительно, что я постоянно была голодная, что тоже имело положительную сторону – отсутствие проблемы лишнего веса!
Из развлечений я любила кино. Поэтому в бюджете имелась соответствующая статья расхода.
Но… из общей дневной суммы.
В день посещения кино, «продовольственная корзина» состояла из пакета сухариков.
Растянуть удовольствие от одного сухаря на целый час я умела ещё с Пихтовских времён, когда отщипывала по крошечкам хлеб и сидела, согнув ноги, чтобы колени были под подбородком.
Теперь я не могу ни того, ни другого: нога так не сгибается, а хлеб я не могу есть, чтобы не растолстеть.
Выходит, что даже из той, не самой лёгкой юности, я имела счастье что-то утерять…
В Новосибирске, когда я сидела в тёмном зале и смотрела какую-нибудь захватывающую кинокартину, с наслаждением рассасывая свой сухарь, я чувствовала себя вполне счастливой.
Я была уверена, что всё впереди и жила надеждами, как, впрочем, и всю последующую жизнь.
Наверное мне была начертана совсем другая судьба, очертания которой проглядывали в мечтах о принцах и лимузинах.
Если бы не «красные товарищи»!
Всё могло быть совсем иначе!
Может быть, поэтому я везде чувствую себя чужой, как будто живу не своей, а другой жизнью.
По приезде в Новосибирск, я была обязана каждый месяц являться в милицию и как общественно – опасный элемент расписываться в том, что я, вот она здесь, т.е. советский народ может спать спокойно, т.к. «преступник задержан и обезврежен!»
Моим начальником был Кемеров. Симпатичный «товарищ» сорока лет, который у меня не ассоциировался с милиционером и моим врагом, а наоборот виделся мужчиной (хотя, конечно, не из принцев).
Наши ежемесячные встречи в его кабинете носили полуофициальный характер.
Его забавляло втягивать меня в беседы на общие темы.
Я вела себя как старушка. Обо всём имела своё представление и не стеснялась его высказывать, казённый кабинет меня не пугал.
Кемеров был мягок и терпелив. Не знаю, как он вёл себя с другими ссыльными, но у меня на него обид нет.
Может быть и в КГБ встречались иногда нормальные люди… если, конечно, в их служебные обязанности не входило применение пыток.
А я тогда состояла вся из противоречий.
Если бы я была серенькая и незаметная и при этом хромала, всё было бы «хорошо».
Но я была яркая, бросалась в глаза… и хромала.
Мужчины смотрели сочувственно, а я воображала совсем другое.
При общении говорила порой умные вещи, но часто поражала при этом сверх наивностью.
Всегда казалась жизнерадостной: пах! пах!… и в то же время была грустной.
Кокетливая, даже вызывающая, а при ближайшем знакомстве – недотрога: нет! нет!
Смелая – везде тут как тут! Но, если присмотреться, – забитая.
Вечно сомневающаяся и неуверенная, выглядела решительной и самоуверенной.
Боже! Как я хотела счастья и как верила в него!
Такой я была в 16-17лет и такой по сути осталась, с некоторыми скидками на внешность, фигуру и особенно количество надежд…
ВОСЬМОЙ СОН.
– ГОСПОДИ! Как спасти МИР, если я маленький человек?
– Умей сказать НЕТ!
Когда горят дома и падают трупы – СОДРОГНИСЬ!
Когда жгут храмы и книги – ОТВЕРНИСЬ!
Когда поют гимны и марсельезы – ЗАМКНИСЬ!
Коль появились вожди и путчисты – ОТСТРАНИСЬ!
