Когда он немного поправился, мы разговорились.
Было интересно слушать о тех местах, где он побывал. Его рассказы о муках, которые он испытал в первую неделю лечения, я запомнила на всю жизнь.
Он описывал как боль, не утихая, терзает каждую клеточку.
Болят зубы, десны, глаза, язык, все внутри и все снаружи, каждая частица тела как живая рана.
Он был одинок, растеряв за время болезни всех родных и друзей, поэтому он, после стойкого выздоровления, еще длительное время находился в отделении.
Но наступило время, когда врачи решили выписать его на свободу.
На прощание он проводил меня домой после дежурства.
Мы в последний раз (и в первый) погуляли и еще раз поговорили. Мне стало грустно, когда я поняла, что с его стороны были какие-то надежды, было нечто большее, чем дружба.
Я испытывала к нему много разных теплых и добрых чувств: уважение, интерес, восхищение его мужеством, но только не любовь.
Я даже представить себе не могла ничего большего, чем прогулка днем по тихой улице, на расстоянии полушага. Он сказал, что жил всё это время надеждой всегда быть рядом.
С того самого первого дня, когда его привели и сдали мне под расписку жалкого растерянного, а я его гладила, заглядывала в глаза и заверяла, что все будет хорошо.
Он поклялся себе тогда сразу же, что так и будет. Он каждый раз ждал того времени, когда я снова приду на дежурство.
Теперь я сожалею, что испугалась, не обменялась с ним адресами, а попрощалась навсегда.
Разве так важно, что я не собиралась стать его женой.
Мы могли остаться друзьями, могли при необходимости помогать друг другу.
Но все было так, а не иначе.
Прощание на тихой улице было прощанием навсегда. И я никогда не узнаю, смог ли он излечиться от наркотиков окончательно, или при неудаче, он снова потеряет себя.
СОН ОДИННАДЦАТЫЙ.
Дремучий лес. В центре лужайки на пне сидит, почёсываясь и зевая огромный седой, белый Лев.
Перед ним, поджав хвост и выгнув спину, трясётся шакал.
В его жёлтых глазах горят злобно-заискивающие огоньки.
– Скучно мне. – Зевает Лев, обнажая огромные клыки и косясь на шакала.
– Может в людей поиграем? – скулит тот, передёргивая шкурой.
– Это как? – Грозно выпрямляется Лев.
– Изобразим зверские комедии с человеческими лицами.
– Не ты ли режиссёром будешь? – Ухмыляется в усы Лев.
Задумывается, почёсывает гриву и вдруг принимает решение:
– Президентским указом назначаю режиссером Оленя Рогатого!
Тебя, этим же указом, назначаю предводителем тайной полиции.
Подбери себе команду полицейских шакалов и волков.
Дятла определи стукачом – осведомителем, пусть за всеми наблюдает и стучит донесения.
Лев всё больше воодушевлялся и входил в присвоенную себе роль президента.
Шакал вытянулся и навострил уши, готовый выполнить любой приказ.
– Отыщи в лесу самого хитрого Старого Лиса, я назначаю его Главным Религиозным Деятелем. Всё лисье поголовье получает звания Проповедников.
Пусть разъясняют народу пользу вегетарианства и хорошей жизни на Том Свете.
Для изображения военных сцен, пригласи следующих исполнителей:
Акулы – Военно-Морские Силы,
Ястребы – Военно – Воздушные Силы,
Волки и Шакалы, отказавшиеся служить в тайной полиции, будут ползать на брюхе в пехоте.
Кого ты предлагаешь на роль юстиции? – Задумчиво поинтересовался президент.
– Предлагаю Пингвинов, они спокойны, рассудительны, полны таинственности и бесчувственны.
Пусть ведут расследования и вершат суд. У них и одежда подходящая. —Ответствовал предводитель тайной полиции.
– Утверждаю! – Рыкнул Лев, продолжая распределение постов.
– Курица хорошо владеет лапой, пусть представляет прессу.
