Нелегко работать ночной медицинской сестрой в тяжёлом терапевтическом отделении, если при этом даже не учиться.
Мне приходилось умудряться весело и жизнерадостно совмещать то и другое.
Прямо с ночного дежурства бежать на лекции, а после целого дня учёбы отправляться на дежурство.
Работала я в отделении седечно-сосудистых заболеваний.
Много позже появились отделения интенсивной терапии, инфарктные отделения, пульмонология – для больных с заболеваниями лёгких.
В шестидесятые годы, все тяжёлые больные с заболеваниями сердца, сосудов и лёгких были собраны в одно отделение, где особенно трудно было работать в ночные дежурства, так как ночью таким больным всегда становится хуже и большинство нуждается в помощи.
Опять я не имела возможности даже вздремнуть за целую ночь, но теперь я не могла поспать и после дежурства.
На одном из дежурств мне впервые пришлось увидеть тяжёлый приступ бронхиальной астмы.
Больная хрипела и не могла до конца вдохнуть и выдохнуть.
Каждый вдох, казалось, будет последним.
Лицо посинело, в глазах страх, мольба о помощи, тоска и отчаяние.
Воздух со свистом пробивается через суженные бронхи, в которых скопившаяся мокрота и слизь бурлят и клокочут при каждом вдохе.
Я судорожно сделала, полагающиеся в таких случаях уколы, действие которых наступает не сразу, и с ужасом моталась, не зная, что я ещё могу сделать.
Больная слишком часто имела подобные приступы, и успела привыкнуть к ним, зная, что до сих пор они кончались благополучно. Поэтому, хрипя и задыхаясь, она пыталась успокоить меня, видя моё отчаяние от бессилия помочь ей.
Я так и не смогла привыкнуть к приступам бронхиальной астмы, даже работая врачом, каждый раз наблюдая приступ, мне самой не хватает воздуха.
Целый год проработала я в этом отделении, потом получила общежитие, и это дало мне возможность не работать, а только учиться и такая жизнь показалась мне райской.
Вообще, два года, прожитые в Ленинграде, отличались от всей моей прошлой и будущей жизни и вспоминаются, как улыбка судьбы.
Публичная библиотека в Петербурге издавна являлась гордостью города и содержала сокровища, радовавшие не одно поколение.
Затем ей присвоили имя скромника-вождя, но, слава Богу, не разграбили. Поэтому и мне выпало счастье заниматься там, читать уникальные книги и бродить по залам старейшей библиотеки.
В Ленинграде всё для меня было впервые!
В одном погребке на Невском Проспекте я впервые попробовала бананы. В другом кафе, известном в Ленинграде, как кафе на пяти углах (в этом месте сходится пять улиц) я так же впервые попробовала чахохбили (мясное блюдо по грузинскому рецепту, вкуснее которого я нигде больше не ела) на что нам пришлось потратить весь дневной бюджет.
Мы жили душа в душу и расставались только по необходимости.
Каждый день счастье. Ни прошлого, ни будущего, только каждый счастливый день сегодня. Учёба, Ленинград, любовь, секс.
Ещё в начале Всеволожской эпопеи, смущаясь, невнятно бормоча и тыкая пальцем в витрину, мы купили в аптеке крупный пакет резиновых изделий.
Испробовав один, мы дружно пришли к выводу, что это самое худшее (после огнестрельного оружия), что изобрёл гений человека в результате многовековых поисков, и решили ни тем, ни другим не пользоваться.
Возмездие настигло нас в ближайшее время.
Наша, официально не существующая, семейка грозила увеличением.
Мы не паниковали, не утруждали себя агрессивными планами (неромантическими абортами) по отношению к непрошеному «гостю» не мучили себя вопросами, что несёт с собой и чем грозит нам его появление.
Мы ходили, взявшись за руки, называли его Эриком и выкраивали из бюджета на лимоны для борьбы с теоретической тошнотой.
Но Бог смилостивился над неразумными, и через двадцать дней всё оказалось приятным испугом, а лимоны очень удачно компенсировали недостаток витамина 'С'.
Лишнее доказательство, что все под Богом ходим и не всегда надо быть таким уж разумным, чтобы заранее отравлять себе жизнь по поводу нарушений месячных циклов.
Мы по-прежнему опрометчиво не пользовались не только огнестрельным оружием, но и резиновыми спасителями человечества, предохраняющими от «незваных гостей», перенаселения планеты и попутно избавляя от удовольствия и глупой романтики.
Примерно в это же время в Ленинграде всех сразило сообщение, что один итальянский учёный по имени Петруччи, «вывёл» человеческий эмбрион в пробирке!
(Вероятно для тех случаев, когда счастливые супруги ждут, не дождутся наследника своих богатств).
