препятствует достижению определенного объекта: но когда личность принимает суть смирения в лице трудности, и в то же самое время чувствует удовлетворение, то, даже не достигая своего объекта, она поднимается над ним.* В этом пути для истинно смиренной души даже поражение есть действительный успех.
Смирение есть качество святой души. Оно горько на вкус, но сладко в результате. Какова бы не была сила человека и позиция в жизни, он может всегда встретиться с более могущественной волей, в какой бы форме это не было проявлено. Божественная воля в истине. Противопоставляясь Божественной воле, кто- то может сломать себя, но смиряя себя Божественной воле? человек открывает путь. В смирении природа воды, если что-либо преграждает ему путь, оно создает другое направление; и она уже течет, поступая таким образом, так как в конце встреча с океаном. Это то, что делали святые души, ступавшие по пути смирения, однако они удерживали свою собственную волю бодрой. Так воля имеет силу проделать этот путь. Личность, смиряющая естество, становится наконец утешительна для себя самой и счастливой для других.
Смирение не обязательно слабость, леность, трусость, или отсутствие энтузиазма. Смирение в действительности - выражение господства над самим собой. Склонность к подчинению воле другого или определенным состояниям не всегда работает в ущерб смиренного. Может временами это выглядит невыгодным, но в конце реализуется такая выгода, как добродетель. Отсутствие силы, выносливости есть причина в душе, нет существ, готовых смирять самих себя, пока они не смогут выдерживать свою боль или переносить свою потерю.* Те, кто смиряются, практикуют смирение даже в малых каждодневных вещах. Они избегают использования своей силы воли, не нужной для каждой маленькой вещи.
Смирение пассивно и иногда это смотрится ущербным в жизни активной личности, достигающей своих целей.* Но постоянная активность, держащая силу и энергию, очень часто причиняет бедствие. Каждую активность должна уравновешивать пассивность. Таким образом в жизни достигается успех и счастье, которое есть поиск каждой души.
Символический смысл въезда Иисусв Христа в Иерусалим верхом на ослице в Вербное воскресенье состоит в том, что ослица с крестом на спине, несущая все тяготы, показывает смирение в покорности воле своего господина. Это привилегия того, кто служит: как бы скромен ни был тот, кто служит, он награжден привилегией служить Богу.
13. ОТРЕЧЕНИЕ
Отречение и аскетизм - две разные вещи. Суфийская мораль - это отречение, но это не всегда мораль аскета. Аскет не женится, он не ест хорошей пищи, он не носит прекрасных одежд или не делает все что приятно, суфий думает, что все в мире для него, так он не нуждается в оставлении мира с неисполненным желанием. Но он не зависит от этих вещей, он держит себя свободным от них. Он не идет в горы, чтобы быть в уединении, он живет в мире. Он идет в горы, если он желает успокоиться, горы не могут удерживать его навсегда. Много легче быть религиозным, духовным в пещере, в горах, нежели чем в мире, но суфий не нуждается в бегстве от мира, он узнает и видит лицо своего Возлюбленного, лицо Бога - везде.
Если религиозный учитель может сказать: “Нет ты не должен слушать музыку, ты не должен идти смотреть пьесу, ты не должен видеть танцев, и ты не должен танцевать сам”. Возможно один из тысячи учеников будет повиноваться его словам и пойдет прочь в пустыню. Несомненно, этот ученик найдет много больше здесь помогающего ему в поисках духовности, но он не будет иметь опыта мира и так он будет всегда подвергаться искушению.
Намного более похвально и трудно жить в миру и все же быть духовным, иметь ответственность в жизни, уделяя внимание друзьям и родственникам, служить друзьям и врагам и все же оставаться духовным. Пребывать с трудностями своего окружения, загруженным ответственностью, и быть не защищенным от оппозиции, это много тяжелее и величественнее, чем быть аскетом в джунглях. Оба направления имеют свои опасности. Если кто-то покидает мир, то врожденные склонности к счастью и переживаниям мира могут в какой-то момент оттянуть назад, как Йогина Маха Чандру, который был великим святым и имел множество челас-учеников, и все же был взят назад королевой Махилой и сделан королем. Он упал в этот момент, с великой высоты, которой достиг многими годами тяжелой, заповедной изоляции. Йоги говорят, что лучше покинуть мир, но суфии выбирают жизнь в мире с отречением. Они предпочитают испытывать мир, служа всему. В то же время практикуя отречение.
Жертвенность меньше чем отречение, однако жертвенность - это тоже отречение. Жертва - это урок, которому пророки и учителя учили для того, чтобы человек следовал отречению. Добродетельность жертвы лежит в готовности, с которой она совершается. Отречение, конечно, есть то, что возникает как принцип, но подобно чувству.*
Отречение является автоматическим действием человеческого сердца, действия, которое мало кто понимает, потому что мало кто прибывает на той ступени, где он может отрекаться. Этим действием в уме возжигается духовная искра и, когда личность прибывает на эту ступень, она принимает первый шаг на пути духовности. Искра, производимая этим действием в глубине сердца, достигает факела, пламени в жизни и это меняет всю перспективу жизни. Весь мир выглядит изменившимся, тот же самый мир, в котором человек живет, страдает и радуется, ученый и неученый - все вещи покажутся измененными, когда однажды отречение познано.
Отречение в пункте события есть отрицание себя и отрицание того, что кто-то будет использовать.* Как все вещи в мире могут быть употребимы и злоупотребимы, так принцип отречения может быть употребим и злоупотребим. Если отречение, как принцип - хорошая вещь, тогда будет наблюдаться бесцельность в поддержании всего сотворенного. Творение может быть вдобавок не проявлено, когда отречение было первопричиной. Поэтому, отречение - также добродетель или грех, оно становится добродетелью или грехом в согласии с использованием, которое мы даем эму. Когда кто-либо посмотрит с метафизической точки зрения, он найдет, что этот принцип используется как лестница для подъема над вещами. Такова есть природа жизни в этом мире, все вещи, к которым мы привлекаемся, не только становятся привязками, но бременем. Когда мы рассматриваем жизнь, она есть наше вечное путешествие. Чем больше кто-то загрузит ношу на свою спину, тем более тяжелым становится путешествие. Размышляя так, видно что душа, чье постоянное желание идти вперед, удерживается привязанностями ежедневно, или большее время - непрерывно.
Вот почему все мыслители и мудрецы, которые пришли к осознанию жизни, использовали сомоотречение как лекарство. Иллюстрацией может послужить басня о собаке и хлебе. Собака, держа в пасти кусок хлеба, подошла к пруду и, приняв свое отражение в воде за другую собаку, принялась облаивать его. Едва лишь она раскрыла пасть, хлеб упал в воду. Чем больше мы рассматриваем свои ошибки в жизни, наши животные желания, тем больше мы находим, что не так уж далеки от собаки из этой басни. Вспомним о трагедиях целых народов, о том, как жестоко боролись наши предки за материальное, изменчивое, преходящее! Все это свидетельства того, насколько человек ослеплен материальной жизнью, как привык пренебрегать кроющейся за ней тайной.
Когда мы приходим к рассуждению, что кто-то должен отречься и таким образом он должен практиковать отречение, здесь есть урок, который надо выучить. Потому что добродетель не добродетель, если она в насилии, человек не способен ее практиковать. Личность, насилующая добродетель, насилующая отречение, неправильно совершает отречение. Добродетель не добродетель, когда приносит боль, как она может быть добродетелью? Она называется добродетелью, потому что дает счастье. То, что убирает прочь счастье, всегда не добродетель. Поэтому отречение правильно практикуется тем, кто правильно понимает отречение и способен практиковать его. К примеру, есть человек, у которого есть один кусок хлеба. Он, путешествуя в поезде, находит голодного, нуждающегося в хлебе. Он сам по себе также голоден и имеет только один кусок хлеба. Если он думает, что это его Дхарма дать и после голодать, и быть несчастным из-за этого, для него будет лучше не давать этого, потому что здесь он не имеет добродетели, если он даст однажды, следующий раз не даст, страдая от этого. Добродетель принесла ему несчастье, эта добродетель никогда не разовьется в его характере. Единственно способная к отречению личность, та, что находит величайшее удовлетворение в лицезрении другого с его куском хлеба. Человек, счастьем наполняя
