Дженни побледнела. Она посмотрела на вытертую, пропитанную вином, кожаную софу, стоявшую в кабинете Пардю, на которую он однажды уложил ее много лет тому назад, и которая недавно была заново обтянута черной блестящей кожей. Она не хотела возвращаться к этому дикому, ненадежному существованию, которое она вела до появления Билли, с утренним дрожанием на платформе метро по дороге на работу, когда ты стоишь в вечернем платье и каждый понимает, что ты не ночевала дома.
Дженни вышла из редакции и пошла на ленч с другом-издателем. Она сказала ему, что хочет написать книгу о мужчинах и о их месте в борьбе полов. – Я хочу назвать ее «Донесения с неизвестного фронта».
– Прекрасная мысль, – поддержал ее друг. – Это приятно отличается от всех этих феминистских вздорных излияний нашей прессы. Взять все в совокупности: разводы, нарушения супружеской верности, домашние мужья. Разве «раскрепощенный» мужчина стал лучше в постели? Сделай свою книгу чертовски острой, забавной и задиристой. Я дам тебе аванс 21000 фунтов.
Сытая после ленча, Дженни вернулась к Пардю и вручила ему заявление. – Ты еще вернешься, – заметил он. – Если ты когда-нибудь закончишь эту книгу, в чем я очень сомневаюсь, я напечатаю ее в газете сериалом.
– Сомневаюь в этом, – ответила Дженни, – потому что ты точно будешь в ней, но не сможешь меня преследовать за это описание.
Дженни не беспокоилась о том, как долго она будет работать над книгой. Отец содержал ее мать. Почему Билли не сможет содержать ее? Когда Билли приехал из Гамбурга, он узнал, что Дженни уволилась, но зато получила огромный аванс.
– Теперь я стану «правильной» женой, как Хелина, – сообщила она.
Билли сказал, что он предпочитает неправильных жен, и хотя ему нравилась мысль о том, что она будет жить в «домике дровосека», как маленькая Красная шапочка, он надеялся, что в наше время не очень много волков рискнет переодеваться в бабушек. Он был также несколько обеспокоен тем, что кроме счета в 50000 фунтов от строителей были еще налоговый счет в размере 10000 фунтов и счет Дженни за налог на добавочную стоимость размером в 3000 фунтов. Внезапно обнаружилось, что по этим счетам нечем заплатить.
– Отдай счета Кеву, – сказала беззаботно Дженни. – Для этого он и существует.
Но все тревоги о деньгах отошли на второй план на фоне волнения, вызванного переездом в свой дом. Тут все доставляло удовольствие: и созерцание мебели, которая так хорошо сочеталась с каменными полами, и разжигание больших поленьев в каминах гостиной, и обрезка роз и жимолости, которые все еще были в цвету и затеняли окна. Затем было блаженство пробуждения в собственной постели в собственном доме, где сквозь липовые деревья можно было полюбоваться долиной. Разве могли они не быть счастливыми и преуспевающими в таком очаровательном жилище?
Дженни скучала за Билли, когда он стал уезжать на соревнования без нее; но она умела наслаждаться реальностями жизни: ведь было, ей богу, хорошо, что ей не приходится вставать в 5 часов утра и пробираться по горным проездам и спускаться вниз по обледенелым дорогам. Наступившая зима была очень холодной, и ветер задувал в их дверь прямо с Бристольского канала, но Дженни просто включала центральное отопление до тропической жары и лениво размышляла о книге. Музу нельзя насиловать, ей необходимо время, чтобы раскрыть свои секреты.
После переезда Билли и Дженни Руперт очень сильно скучал за ними обоими. Казалось, все веселье покинуло их дом. Он делал героические усилия, чтобы быть хорошим мужем, а Хелина тоже с трудом пыталась быть более сексуальной. Но при беременности, когда чувствуешь себя плохо, это было непросто. Беджер больше всего скучал за Мевис и если Руперт был в отъезде, он проводил дни в коттедже. Когда Руперт приезжал, чтобы забрать его, он ложился в замешательстве перед камином и закрывал глаза, притворяясь, что если он не видит Руперта, значит его здесь нет.
Чтобы снискать расположение, Дженни пригласила Кева и Энид Кали на свой первый обед. По этому поводу огромный китайский пудель был вынут из своего постоянного местопребывания, т. е. погреба, хорошенько вытерт и водружен на почетное место в гостиной. К несчастью, накануне обеда Дженни распылила в духовке средство для чистки плит и забыла смыть его, а когда она перед обедом вынула из печи утку, то кухня заполнилаь ядовитым дымом, а утка представляла собой обуглив шийся остов размером с птичку-крапивника. Все покатывались от хохота, а Билли послал в Страуд в китайский ресторанчик заказ с доставкой на дом. Возможно к лучшему. Когда же Билли проверил горчицу, которую Дженни поставила на стол, он обнаружил вместо нее шафранную мазь против мух, используемую для лошадей.
– Дженни очень привлекательна, но я не уверена, что она сможет вести домашнее хозяйство, – по дороге домой высказала свои соображения Энид Кали.
К Рождеству дела усложнились. Бал ушиб ногу перед соревнованиями в Олимпии, а другие лошади Билли не принесли ему ни одного приза. Он послал рождественскую открытку управляющему банком и решил, что «качнет» своих родителей, которые пригласили их к себе на Рождество.
Визит был безуспешным. Дженни, которая всегда откладывала покупки на последнюю минуту, вынуждена была потратить на рождественские подарки целое состояние, что шокировало бережливых родителей Билли. Вместо чека, который Билли и Дженни хотели бы получить, они подарили молодым безобразнейшую часть фамильного серебра.
Ллойд-Фоксы жили в доме, называвшемся Мелтингс (Пивоварни), таком холодном, что Дженни не могла себя заставить встать до ленча, а затем захватывала место у огня. Мать Билли вела себя нетактично. Она непрерывно возвращалась к теме о детях. – Так грустно бывает сидеть за партией бриджа и не иметь возможности похвастаться, что у них скоро будет маленький Ллойд-Фокс. Так приятно, что дорогая Хелина – благоразумная женщина и собирается иметь второго ребенка.
– Я поглажу рубашки Билли, – сказала она, заходя в спальню и подбирая их с пола. – Я знаю, как он любит выглаженные рубашки. И я сделаю вам яблочный пирог на дорогу, когда вы будете возвращаться в Глочестершир. Он так любит пудинги.
– Я заткну ей его в рот, если она не заткнется, – пробормотала Дженни.
В крайнем раздражении Дженни стрелой вылетела из спальни кипя от гнева, даже не побеспокоившись застелить одну кровать, в которой они спали, хотя в их распоряжение были предоставлены две раздельные кровати. Билли был для нее единственной формой центрального отопления в этом доме. А когда в полдень и в 6 часов вечера Дженни прикладывалась к водке, у матери Билли начинали ходить желваки. Она очень устала от стряпни, а от Дженни нельзя было дождаться ни помощи, ни похвал. Наконец вечером в «день подарков» Билли попросил отца о займе.
Мистер Ллойд-Фокс долго гмыкал, а затем сказал, что был неудачный год и они сами в затруднении и
