Без четверти двеннадцать Руперт тоже был готов идти домой.
– У нас на завтра есть отличные билеты, – сказала блондинка, когда они уходили. – Вы позвоните?
– Слушай, я едва смог, – рассказывал Руперт в такси. – Она улеглась на кровать абсолютно голой и заявила: «Ну, давай, Кемпбелл-Блек, иди сюда, посмотрим, так ли ты хорош, как говорят». Наверно чертовски плохо быть импотентом.
– Я молю бога, чтобы Фен вернулась, – ответил Билли.
Но к их ужасу ключ от номера 88 все еще висел в конторке.
– Боже правый, – воскликнул Руперт, – там Мелиз выходит из такси. Пойди расскажи ему о Дриффилде. А я возьму ключ, взлечу на верх и буду ждать в ее комнате. Ты присоединишься ко мне, когда берег будет чист.
– Хорошая опера? – спросил Билли у Мелиза.
– Волшебная. Я весь последний акт кричал, непереставая.
Похоже, он даже не заметил, что часы в холле показывали половину первого ночи.
– Первый нездоров, – выпалил Билли. – Ветеринар сказал, что воспаление.
– Черт! – выругался Мелиз. – Придется прыгать Фен. Она знает?
– Мы не говорили ей. На тот случай, что обнадежим, а ты захочешь, чтобы Дрифф скакал на Анаконде.
Мелиз покачал головой. – Макулай лучше. Так ты проводил Фен до постели?
Слегка покраснев, Билли кивнул. – Наверно уже спит.
– Хороший мальчик. Я скажу ей завтра утром.
С растущим чувством возмущения Билли и Руперт сидели в номере Фен. Руперт пил слабое бренди из нетронутой бутылки Фен, а Билли поглощал одну за одной чашки отвратительного кофе из пакетиков.
В три тридцать за дверью послышался какой-то шум.
– J'ai perdu mon clef, ключ… знаете… Св. Петр… тот, которому зацеловали ногу, – раздался визгливый голос. – … по этому не будете ли вы так добры пустить меня в мой номер.
Руперт метнулся к двери, где он увидел Фен и заспанную горничную в ночной рубашке.
– Грацио, – сказал он и втолкнул Фен внутрь. – Черт побери, ты что должна была повторять себе?!
Волосы на голове Фен растрепались, на коричневой коже румянец. Покрасневшие глаза блестели и явно не могли навести фокус. На ней была одета изысканная блузка из серого шелка, которая едва доходила до паха. Свое розовое платье она держала в руках.
Фен отвесила низкий поклон.
– Buona notte, senors или следует говорить buon journo… я забыла. Каж… жется я попала не в тот номер. – Она попятилась к двери.
– Иди сюда, – прошипел Руперт. – Где тебя черт носил?
– Ты действительно хочешь знать? Я веселилась. Когда ты в Риме, веди себя как римлянин. – Она открыла дверь в коридор, крутанувшись при этом на ручке.
Руперт схватил Фен за шиворот, втащил назад в комнату и усадил на кровать. Затем, заперев дверь, положил ключ в карман.
– А теперь давай. Выкладывай.
Фен посмотрела на него, хлопая глазами как сова. – Я ушла с министром культуры… такой милый и утонченный. Он сказал, что я сама произведение искусства и купил мне эту миленькую блузку от Пьюччи.
Она встала, сделала пируэт и снова рухнула на кровать.
– К сожалению должна сказать, что я потеряла свою девст венность. Только не надо бежать в стол находок, все к лучшему. П… пкрвый раз надо поп… пасть в руки экш… эксперта, правда? Я сегодня прыгнула семь футов два дюйма, так что это всего лишь маленький прыжочек в вашу кровать со столбиками, сказала я ему.
Билли пронзило чувство горечи.
– Ты маленькая шлюха, – медленно проговорил Руперт. – Ты подцепила его и пошла с ним в постель за платье ценой в 60 000 лир.
– Лучше, чем ничего, что я получила бы от тебя, засранец. И вообще, – вдруг взъярилась она, – если я шлюха, то, черт побери, кто ты тогда такой? Ходишь на вечеринки, цепляешь там ужасных машинисток, а потом еще рассказываешь всякие ужасные небылицы о Хелине? Как ты можешь вести себя подобным образом, когда у тебя прекрасная жена и милые дети? Ты самый аморальный тип, которого я когда-либо встречала!
В стену из соседнего номера забарабанили. Кто-то кричал по-немецки.
– Заткнись! – крикнула Фен и ударила по стене в ответ.
Ее глаза оживились при виде бренди. – Я хочу еще выпить.
Билли встал на ноги. – Тебе уже достаточно, – проговорил он решительно. – Давай, ложись в постель. Я помогу раздеться.
Фен откачнулась от него. – Нет, нет, я не могу быть дважды раздетой за вечер. – Ее снова качнуло к