— Я люблю тебя, — просто сказал он. — И больше не могу.
Я бросилась к нему:
— Пожалуйста, обними меня.
Он обвил меня руками. В его поцелуе было столько силы, тепла и любви!
— Дорогая моя, — бормотал он, целуя меня в голову. — Боже мой, я так виноват. Я был так взбешен сегодня, но меня мучила ревность, и я не понимал, что происходит.
— Я ничего не могла сделать, — сказала я, сотрясаясь от рыданий, — это был единственный способ быстро получить деньги.
— Я знаю об этом. Успокойся, милая, успокойся. Я был у Ксандра после того, как он уехал от тебя. Я был в таком ужасном состоянии, что мне необходимо было поговорить с кем-нибудь. Он мне обо всем рассказал.
— Господи, что же он собирается делать?
— Он признался Памеле, а потом пошел в полицию. Это был единственный выход. Я отвез его в участок и первые полчаса не оставлял его одного. Все будет в порядке.
— А как Памела и Рики?
— Дорогая, это меня меньше всего волнует.
— Я не могла отказать Ксандру, — бормотала я. — Он всегда заботился обо мне.
— Знаю, знаю, звезда несчастная. Тебе следовало обратиться ко мне, а не к Андреасу. А сейчас, ради Бога, сними с себя все мокрое.
Он отошел от меня и зажег свет.
Ноги не держали меня больше, и я села на кровать, тупо уставившись на него. Его правый глаз теперь уже окончательно заплыл. Он все еще был в той же самой рубашке с пятнами крови, но, слава Богу, хоть руку ему кто-то забинтован. В следующее мгновение он снял со шкафа мой чемодан и покидал в него мои платья, сняв их с вешалок.
— Что ты делаешь?
— Укладываю. Ты уедешь отсюда.
— Мне некуда уезжать, — прошептала я.
— Ты едешь ко мне.
— Но я не могу. Лорне это вряд ли понравится.
— А при чем тут она?
Он взял мое васильковое платье.
— Ты была в нем, когда я тебя впервые увидел. Надень его сейчас.
Он положил платье на кровать.
— Но вы ведь с Лорной, — я подбирала слова, — разве вы не собираетесь пожениться?
Он замер на секунду с охапкой моего белья в руках.
— С чего ты взяла?
— Она сказана. Она говорила, что ты и она.
— Да не я, а Чарли.
— Чарли, — глупо повторила я. — Чарли! Но каким образом?
— Они познакомились у тебя, — сказал Гарэт. — В тот вечер, когда она у тебя гостила. Он пригласил ее зайти в его магазин, начал с ней встречаться, играть в бинго. Она говорит, что в тот вечер ты ей призналась, что в кого-то влюблена. Она решила, что речь идет о Чарли. Вот почему ей было так тяжело сказать тебе об этом.
— О, Господи! — сказала я. — Речь шла о тебе. Я ни на минуту не переставала любить тебя с того самого вечера, когда мне стало плохо на яхте. Господи! Какая глупая путаница!
Я начала смеяться, но тут что-то произошло, и я снова начала плакать. Гарэт забросил остатки моего белья в чемодан и обнял меня так крепко, что я стала бояться за свои бедные ребра.
— Ну, а теперь, ради Бога, снимай это или придется мне самому это сделать.
Я покраснела.
— Я не могу, когда ты смотришь.
Он усмехнулся.
— После сегодняшнего дневного спектакля я не вижу особого смысла в фальшивой благопристойности.
Видимо, прочитав что-то на моем лице, он тут же повернулся и стал разговаривать с Манки, который сидел, дрожа, в чемодане.
Только я стянула мокрую блузу, как в дверь громко постучали. Я схватила полотенце, потому что в комнату влетела миссис Лонсдейл-Тейлор.
— Мисс Бреннан, — зашипела она, — я говорила вам, что не потерплю мужчин в своем доме. Вы должны немедленно уйти, — добавила она, обращаясь к Гарэту.
— Ее не будет здесь через пять минут, — резко сказал Гарэт, — так что подите прочь!
— Как смеете вы разговаривать со мной таким тоном, молодой человек? — возмутилась миссис Лонсдейл-Тейлор. — Как насчет квартирной платы? Она должна мне шестьдесят фунтов.
Засунув руку в карман, Гарэт вытащил пачку денег. Отсчитав шесть десяток, он протянул их ей. Потом взглянул на бедного маленького Манки, дрожащего в чемодане.
— Сколько вы хотите за эту собаку?
— Она не продается. Это собака моего покойного мужа.
— Десять фунтов, — сказал Гарэт.
— Я не уверена, что поступлю правильно.
— Двадцать, — сказал Гарэт и сунул деньги ей в руку. — А теперь иди отсюда, толстая ведьма, и никогда не обижай тех, кто слабее.
Через три четверти часа Гарэт и два бездомных существа, добравшись до дома, сидели в гостиной. Хотя я надела один из его свитеров, а в руке у меня был стакан бренди, я опять испытала жуткий приступ лихорадки. Напряжение становилось невыносимым. Слышно было только, как Манки грыз в полном экстазе остатки бараньей ноги, которые Гарэт отыскал для него в холодильнике.
— Он абсолютно счастлив, — сказал Гарэт. — Теперь моя очередь. Иди ко мне.
— Не могу, — сказала я сдавленным голосом.
— Ну ладно, тогда я сам к тебе приду.
Он присел на софу в футе от меня. Я уставилась на свой стакан бренди.
— Я собираюсь сейчас произнести небольшую речь, — сказал он. — Если бы ты только знала, что я пережил с того момента, как мы вернулись после того уик-энда. Я сгорал от любви к тебе. Знаю, что проявлял это нелепым образом, пытаясь побороть свое чувство, но я боялся выдать себя, потому что никак не мог предположить, что ты можешь испытывать ко мне подобные чувства. Я и согласие заняться делами «Сифорд-Бреннан» дал только потому, что это давало мне возможность контакта с тобой. И это еще не все. Я старался добиться расположения твоего дегенеративного братца Ксандра в надежде, что он может замолвить за меня словечко. Я звонил каждый вечер Джеки, проверяя, все ли у тебя в порядке. Как ты думаешь, почему никто из мужчин у тебя на работе и близко к тебе не подошел? Да потому, что я бы немедленно уволил за это любого.
— Я тебе н-не верю, — сказала я недоверчиво.
— Не перебивай, — сказал он. — Ты совершенно права насчет того, что я «блюститель нравов из Уэльса». Я не могу вынести никого рядом с тобой. Я едва пощадил Джереми и Чарли. А сегодня днем, как ты видела, я совсем потерял голову.
— Ты был великолепен, — выдохнула я, протянув руку, чтобы дотронуться до его бедного пострадавшего глаза.
Усмехнувшись, он поймал мою руку и прижал к своей щеке.
— А теперь кое-что насчет воспитания. Я говорил с Ксандром. Он рассказал мне о вашем детстве, о родителях, о том, как с вами паршиво обращались. Все это теперь позади.
И встав на колени возле меня, он меня обнял. Я заплакала.
— Что случилось? — прошептал он.
— Ничего хорошего, — всхлипнула я. — Я люблю тебя больше всего на свете. Меня мучает страсть к
